Владимир Коваленко: Против ветра! Русские против янки

Картечь рвет людей в клочья. Они идут.

— «…ибо Твой жезл и Твой посох — они успокаивают меня! — хрипло рычит Джексон, рука его указывает на позиции северян: — Ты приготовил предо мною трапезу в виду врагов моих?!»

В пехотном сражении, в отличие от батальных картин, редко доходит до штыкового боя. Идти вперед, неся потери, — страшно. Но стоять, видя, как на тебя надвигается бесконечная серая масса, в которой тонут без толку выстрелы, — не легче. Северяне слишком привыкли видеть, как пушечный залп сносит целые ряды — здесь нет ничего похожего. Да и размазанная по всему полю бригада казалась больше. Корпусом. Нет, всей армией Северной Виргинии!

Когда серая пелена подошла достаточно близко, кто-то вздумал крикнуть мятежникам:

— Вспомните Фредериксберг!

Но те даже не сбились с шага, лишь в блеске штыков прибавилось злобы. И верно — что здесь общего? Тогда синие полки катились на позиции Джексона плотными рядами, бригада за бригадой — и так ложились, не дойдя до его позиций кто полмили, кто нескольких шагов… Теперь же стало ясно: серые дойдут.

Вся линия обороны северян извергается огнем и железом, их батареи садят двойными зарядами, на разрыв стволов. Но звучит псалом, и пламя становится откровением, стена из свинца — высшей истиной. Серые цепи идут. Сквозь разлетающиеся во все стороны обрывки плоти. Сквозь всплески крови. Вперед.

— «…умастил елеем голову мою! — Слова Джексона неразличимы в грохоте боя, но солдаты, не слыша, проживают их вместе с командиром. — Чаша моя преисполнена!

— Так, благость и милость да сопровождают меня во все дни жизни моей! — гремит над серыми рядами, и никто не способен сказать — произнес эти слова он сам, генерал Джексон или Господь Бог. Слово стало ритмом и музыкой боя, которой подчинились солдаты армии Северной Виргинии, проходя последние шаги на подступах к Кладбищенскому холму. — И я пребуду в доме Господнем многие дни!»

Далеко в тылу армии Северной Виргинии, возле палатки командира 2-й бригады дивизии Лафайета Маклоуза тоскливо и неприкаянно воет громадный серый пес. Как будто знает, что его хозяин только что получил смертельную рану в грудь.

На высотах, над битвой, иноземец-наблюдатель склонился к генералу Ли:

— Это прекрасно! Я рад, что не пропустил такого зрелища.

— А я, напротив, охотно бы его пропустил, — отозвался Седой Лис.

Псалом закончился. Настала тишина. Словно и верно над обескровленной бригадой опустился покров. До невысокой каменной ограды, за которой оканчивалась преисподняя, оставалось десятка два шагов.

Джексон Каменная Стена взмахнул кепи:

— Задайте им деру! Мы прошли ад — теперь их очередь!

И его ребята, в который раз совершившие невозможное, рванулись вперед. Знаменитый боевой клич мятежников стал громче, когда перескочившие стену солдаты обнаружили брошенные пушки и спины улепетывающих янки.

Битва при Геттисберге выиграна. Теперь Роберт. Э. Ли выкраивает из умывшейся кровью, а главное — вымотавшейся армии части, еще способные на день-другой марша. Каждый день, каждый час преследования увеличивают ценность победы. Он это знает, а потому старается как может.

Измученные люди в сером не разбираются в столь высоких материях. Они верят Седому Лису на слово.

— Это действительно нужно? Значит, так тому и быть.

Из семидесяти тысяч южан, пришедших под Геттисберг, двадцать продолжают наступление через день после окончания битвы.

К собственному изумлению, командующий выяснил, что его работа стала гораздо проще благодаря взятым на поле боя трофеям. Не пушкам или винтовкам — их у армии Северной Виргинии и так хватает. Но башмакам, галетам, скоту и обозным упряжкам. Ли ведет армию вперед, не оставляя гарнизонов. Каждый тяжелый шаг усталых солдат переворачивает историю, ставя ее с ног на голову. Или все-таки наоборот?

Море и небо. Барометр высоко, за спиной — ржавый глаз невыспавшегося светила. «С востока свет», как говорят масоны. Привычный окрик вахтенного офицера, дружный отзыв впередсмотрящих. На горизонте чисто… Если и покажется парус или дымок, так сразу пропадет. А ведь Нью-Йорк менее чем в двух часах крейсерского хода.

Пять кораблей эскадры контр-адмирала Лесовского не торопятся. Переход из Кронштадта в Нью-Йорк занял два месяца, словно во времена Колумба. Эскадра кралась мимо всякого островка, шарахалась от встречных парусов и дымков, ожидала вечно отстающий под парусами «Алмаз». Под парами клипер достаточно шустр, но дымить адмирал запретил строжайше… Однако сегодня, наконец, будет долгожданный берег. Вот команды и прихорашивают корабли.