Иван Евграшин - Стальной лев революции. Восток

Живет в нашей стране одна песня, известная под названием «И вновь продолжается бой». Невероятное по своей энергетике произведение. Есть там такие слова:

Вот я думаю…

Ладно, бойцы уже не встанут, и побед не будет, а вот перед отцами неудобно получилось. Продали мы их.

30 декабря 1918 года.

Екатеринбург.

Андрон Селиванов, вырвавшись с фронта, благополучно добрался санитарным поездом до Екатеринбурга. Мужик неописуемо гордился собой. Он не только сумел далеко продвинуться в сторону родной Акмолинской области, но и смог угодить господам военным врачам, ухаживая за тяжело ранеными во время дороги, заменив пропавшего санитара. Селиванов не знал, куда тот пропал, но, оказавшись практически единственным на весь вагон более или менее подвижным, как умел, помогал врачам и сестрам милосердия. Нога болела несильно, и Андрон умудрялся поспевать везде и всюду.

Сейчас он стоял возле вагона начальника их санитарного поезда и ожидал решения своей дальнейшей судьбы. Самоотверженная работа Селиванова впечатлила врача, который проводил осмотры раненых, и солдату пообещали место санитара. Кандидатура Андрона всех полностью устраивала, так как при этом отпадала необходимость как искать нового санитара, так и сообщать начальству о пропаже предыдущего и обстоятельствах, при которых это произошло. Самое главное — все прекрасно устраивало самого Селиванова.

Поезд находился на главном пассажирском вокзале Екатеринбурга, куда прибыл вчера вечером. В настоящий момент из вагонов выгружали последних раненых, остальные уже были отправлены в городские госпиталя. Для удобства выгрузки тяжелораненых санитарный эшелон поставили на первом пути, но немного в стороне, в самом конце перрона, видимо, для того чтобы не смущать видом человеческих страданий множество солдат и офицеров, находившихся на станции.

Мороз стоял крепкий. Ветра практически не было. С неба нехотя падали маленькие снежинки. С места, где скучал Селиванов, открывался хороший вид в город. Смотреть же в сторону путей солдату опротивело. Так-то — ничего, но всю картину портили горки шелухи от семечек, давние — присыпанные снегом, и свежие — недавно налузганные. Эти горки достаточно равномерно распределялись практически по всему перрону, исключая не очень большую площадку прямо перед центральным входом в вокзал, да и на путях их тоже накопилось немало. Возле некоторых кружком стояли солдаты, сплевывающие шелуху и занятые своими разговорами. Периодически их окутывал дым от маневрирующих по станции паровозов, и люди как бы пропадали из этого мира, а потом появлялись вновь, как ни в чем не бывало. Народу на станции толпился всегда. Люди, гражданские и военные, приезжали и уезжали, а горы шелухи росли. Убирать их было совершенно некому, да и незачем.

Рыжий солдат сначала с интересом рассматривал вокзал, а потом начал присматриваться к окружающим. Андрон покуривал, ожидая положительного решения своего вопроса, и крутил головой по сторонам. В костыле особой нужды не было, поэтому солдат приставил его к вагону. Кроме того, Селиванов опасался, что начальник поезда приняв его за инвалида, может и отказать ненароком (Не дай Бог!).

С того места, где стоял будущий санитар, прекрасно просматривалась большая часть привокзальной площади, по которой сновало множество людей, как военных, так и гражданских. Все занимались своими делами. Кто торговал, а кто и воровал. Одни уезжали, другие приезжали. Кто-то грузил товар на подводы, кто-то ругался. В толпе сновали продавцы всего и вся. Создавалось впечатление, что привокзальная площадь — филиал Центрального городского базара. Все это гомонило, орало, ругалось, материлось. Над толпой поднимался пар. Все это походило на растревоженный муравейник, который месит грязный снег по каким-то своим надобностям. Недалеко от Андрона облюбовали себе место возчики. Тут же топтались возле своих мешков целый ряд торговок семечками. Бабы переругивались между собой и с возчиками, пересмеивались, шутили, зазывали прохожих.