Валерий Большаков - Корниловец

— Вы — Юра, — сказал он тому, что был постарше, — а вы — Данила.

— Так точно, ваше благородие! — расцвел Юра, юнкер.

— Здорово, правда? — не по уставу добавил Данила, но кадету было простительно.

— Здорово, — согласился Кирилл.

По другую сторону трапа устроился молодой князь Ухтомский. Служил он в чине капитана, а известен был по прозвищу Капелька. Всегда живой и бодрый, нынче он сидел, погружённый в мрачное уныние.

Юра с Данилкой заспорили о медиумах, о предсказаниях, и Капелька поднял голову.

— Я верю в предчувствия, — сказал он угрюмо, — и знаю: сегодня буду убит…

Юра смолк, Данилка растерялся, а пушкари и не слыхали разговора — продолжали резаться в карты.

Поезд тронулся. К этому моменту разведка уже довела «Чёрному барону», что охрана моста через реку Самур несла службу беспечно, а большевики, расположившиеся на станции Ялама, предпочитали выпивать и закусывать, вместо того чтобы караулить пути в промозглости мартовской ночи.

Атака десантных отрядов с бронепоездов началась ровно в полночь. Охрана предмостных укреплений мирно почивала, не сделав ни единого выстрела, разве что передала по телеграфу тревожное сообщение на станцию Ялама.

Не выдержав неизвестности, Авинов поднялся в наблюдательную башенку. Луна светила ярко, в её холодном пылании серебрились ближние холмы и смутно отливали дальние горы, сверкали нитки рельсов впереди, чёрными тенями шатались орудийные башни, а впереди… А впереди, прямо навстречу «Орлу», мчался чёрный паровоз, неустойчиво покачиваясь и пыхая в небо искрами из трубы.

— Татары [175] Татарами или персами в то время называли азербайджанцев. пустили брандер! — закричал Кирилл.

Однако не он один углядел опасность — залпом ударили лобовые орудия бронепоезда. Снаряды подорвали паровоз, почти переламывая его, и тот, страшно скрежеща, пуская искры уже из-под колёс, стал плавно заваливаться, пока не ухнул тяжело с насыпи, сминая будку, переворачивая тендер, поднимая тучу пыли.

— Туда его! — заверещал Данилка, поглядывая в амбразуру.

Команда артиллеристов, до этого резавшаяся в карты, отошла с постов, похохатывая.

Через станцию Ялама бронепоезда проследовали на полной скорости. По ним стреляли из пулемётов и ружей, но барон Врангель приказал не открывать огонь — следовало беречь снаряды и патроны. И на станции Худат они пригодились — комиссары направили из Баку свой последний резерв — подвижной отряд из четырёх бронепоездов.

— Сыграем четверо на четверо! — смеялись бравые артиллеристы.

Пришло время, и они посерьёзнели, поднялись в башни. По бронеплощадке разнеслось:

— К заряду! Замок! Товсь!

Оглушительный грохот сотряс бронированные стенки вагона. Вместе с клубами порохового дыма вниз полетели, гремя и звякая, пустые горячие гильзы.

— Огонь!

Авинов приложился к амбразуре и разглядел, как по путям слева катился бронепоезд, составленный поочерёдно из платформ с пушками и броневагонов. Залп с «Атамана Платова» поднял на воздух платформу с двумя орудиями — доски, колёса, пушки, мешки с песком — всё поднялось вверх, перемешиваясь в воздухе, и опало на пути. Передняя бронеплощадка проехала по инерции и замерла, а броневагон, по-прежнему толкаемый паровозом, наехал на обломки и сошёл с рельсов.

Большевики, не особо торопившиеся в свой красный рай, стали отходить. Кирилл оторвался от амбразуры и закашлялся — в бронеплощадке воцарился кромешный ад: люди задыхались от пороховых газов и жары, а молоденький пулемётчик и вовсе потерял сознание.

Накалились стволы, кипела в кожухах вода, в отводных трубках — сухая горячая резина.

— Воды нет! — заорал молодой чумазый кочегар, пробравшийся от бронепаровоза.

Это не было удивительным — когда паровоз постоянно под парами, в сутки расходовалось десять кубометров воды, поэтому каждый день в тендер доливалась тысяча ведёр.

В этот момент раздался тревожный звонок машиниста: вода в тендере кончается! Проходивший по броневагонам Врангель был слышен из соседнего с бронеплощадкой:

— Вторые номера и резерв, на вылазку за водой!

Кирилл подхватился — приказ касался и его. Не с винтовками наперевес, а с вёдрами попрыгали бойцы вниз, пригибаясь под свистящими пулями. Авинов скатился по насыпи, морщась от каменного крошева, жалившего ноги, — это пулемётная очередь ударила по щебёнке. Слава Богу, хоть не свинцом ужалило…

— Данилка! — закричал Авинов, выглядывая кадета в рассветных потёмках. — За мной держись!