Тит считал, что старый гебист был добрым по роли , Тит никому не верил. Может, и по роли , не спорил Ильин, так, значит, роль приятная и исполнение убедительное.
Иногда, правда, его на работе дергали , но там всех подряд дергали , Тита тоже. А и то верно: рентхаус отгрохали рядом со всеми центрами политической жизни, люди в рентхаусе жили солидные и важные, посты большие занимали, если мировой коммунизм и мировой терроризм куда и метит, то не в пятку, а в сердце или, на крайний случай, в печень здорового тела демократии и плюрализма. Будем считать, что Ильин работал как раз в важной области печени.
Кстати, вот еще почему районные гебисты резко отвлеклись от по-прежнему странного поднадзорного: он и так на виду был. И разрешили-то они Титу пристроить подозрительного подозреваемого Ильина на режимный объект, потому что на нем, на режимном , особо не скроешься и вражеской подлой деятельности не скроешь.
Как у классика? Где надо прятать лист? В лесу. А камень? На морском берегу… Пойдем далее. А ненадежный элемент? Во взрывоопасном месте, где за ненадежным элементом – глаз да глаз… Где за всеми есть глаз да глаз, и пусть бы ненадежный элемент других ненадежных на свой маячок, коли есть таковой, привлек: тут бы их всех и накрыли. И не было, заметим, в рентхаусе и около никаких терактов, отлично работали орлы из госбезопасности, и Ильину жилось сравнительно спокойно, если кто-то рискнет чужую жизнь спокойной назвать.
– Внимание! – как судья на старте, упредил Ангел.
– Сам знаю, – огрызнулся Ильин.
Господина в твиде он вроде бы лицезрел не впервые, вроде бы видел где-то, не исключено – здесь, в доме, и видел.
Ходют тут всякие… Господин был не молод, лет около пятидесяти с копеечками, но элегантен и спортивен, господин лучился приязнью, как покупатель «Мерседеса-500» из рекламного телевизионного клипчика, господин был как две капли водопроводной, чистой воды похож на стандартного обитателя рентхауса, владельца убойной квартиры в торце коридора и убойного «Мерседеса-500» в подземном паркинге. Ильин, повторимся, не слишком часто бывал по слесарным оказиям в квартирах, но все же бывал и видал богатых жителей дома, даже беседовал, случалось, с ними, чиня кран либо колено меняя, вернее – они к нему снисходили, но получалось это у них без выпендрежа и гонора, а просто и естественно, как того требовало светское воспитание в закрытых лицеях, колледжах, во всяких там Гейдельбергах, Кембриджах или Царских Селах. Только те жители Ильина по имени не знали и не называли, а этот назвал, потому что знал.
– Ты на его башмаки глянь, – совсем уже спокойно сказал Ангел.
Ильин глянул на башмаки и в который раз подивился Ангеловой прозорливости. Сам-то он только обалденный фон видел, только прихожую в хрусталях и карельской березе, да плюс к березе – вальяжную фигуру с казенной улыбкой на мятеньком лице, а Ангел, гад, зрил в корень. Ильин глянул на башмаки и понял, что господин в твиде – никакой не житель рентхауса, рылом не вышел, и Царское Село с Гейдельбергом ему только в сладких снах снилось, потому что башмаки у него были нечищеными . Те, кто ездит на «Мерседесе-500», точно знал Ильин, нечищеных башмаков себе не позволят, тем более есть у них кому почистить. А значит, господин в твиде лишь косил под жителя торцевой квартирки, в то время как сам был обыкновенным лубянским дятлом , а означенная квартирка – гнездом . Тит говорил: такие гнезда у Лубянки есть в каждом большом доме, вот и довелось Ильину, прости Господи, побывать сирым птенцом в чужом гнезде, и за что, прости Господи, такая честь!
– Проходите, Иван Петрович, – по-прежнему казенно лучась, пропел дятел (дятел? пропел?), – чувствуйте себя как дома.
И отступил, пропуская в прихожую Ильина, а тот нагло – чего, блин, теперь стесняться? – прошлепал по наборному паркету мощными водопроводными «гадами» на резиновом ходу, и прямо в гостиную прошлепал, похожую более на зал для игры в сквош, хотя вряд ли в зале для игры в сквош могла стоять мебель под «чипендейл» все из той же ценной карельской березы и висеть непонятные для слесаря-бывшего-пилота картинки модного стиля «нац-арт».
Липовый гейдельбержец парил сзади, малокультурно подталкивая неспешного Ильина колкими пальцами в спину: мол, щас направо, мол, щас налево, мол, скорее, не в гости пришли, любезный-вашу-мать Иван Петрович, что было правдой, не в гости. И дотолкал так до диванчика с цветастой обивкой – перед столиком, на коем стоял (или лежал? как правильно?.. нет, надежнее: покоился…), значит, покоился штампованный мельхиоровый поднос с чашками, с кофейником, с сахарницей, с прессованной вазочкой, полной ломаного дешевого шоколада «Марс».
Читать дальше