Андрей Буровский - «Прогрессоры» Сталина и Гитлера. Даешь Шамбалу!

— Ну что? Прислушались к себе?

— Ничегошеньки не изменилось…

— Разве? А скажите мне лучше, что поделывает сейчас ваш друг Вальтер?

Петя вроде и не хотел, но тут же увидел Вальтера… Вальтер задумчиво сидел на кожаном диване в другой комнате, тоже без окон.

— Не хотите с ним поговорить?

Петя поднял недоуменный взгляд.

— Да вы говорите, говорите!

«Вальтер!» — мысленно позвал Петя. И тут же Вальтер посмотрел в его сторону, заулыбался. «Видишь, и поговорить можно, — отозвался друг. — И знаешь, что самое приятное? Не надо думать, на каком языке говоришь». — «Точно!» — «А еще, — в безмолвный разговор влез Бадмаев, — еще вы сможете разговаривать друг с другом и со мной, а никто и не подумает, что вы с кем-то беседуете. Идеальное приспособление для шпионажа!» — «А ведь это и хотел иметь Васильев», — мысленно произнес Петя. «И наша вся верхушка тоже!» — весело отозвался фон Штауфеншутц. «Они мечтали — у вас есть», — откомментировал-отрезал Бадмаев и попросил: «Вальтер, пока оставьте нас».

К Пете он обратился голосом:

— Как видите, изменения все-таки произошли… Теперь позвоните в этот колокольчик…

Петя уже собрался встать, как вдруг сообразил: он вполне может позвонить, не вставая. Упершись взглядом в колокольчик, Петя несколько раз жалко звякнул. Колокольчик подпрыгивал, полз и в конце концов чуть не свалился с полки.

— Плохо! Но будете тренироваться, с каждым разом будет получаться все лучше.

Петя не удержался, с ходу столкнул на пол записную книжку со стола, а на Бадмаева попытался уронить картонную иконку с изображением Будды.

— Почему не роняете на меня бронзовую статуэтку?

— Я же не хочу вас ушибить.

— Похвально… Вот возьмите попейте и попробуйте отсюда увидеть… скажем, ферму.

Петя отхлебнул вяжущий терпкий напиток, но до фермы захотел увидеть Гурджиева. Старый жулик точил лясы с толстой теткой из кухни. Одна рука у него лежала на пышном бедре, морда подернулась салом. Кухарка клала руку на грудь Гурджиева, вроде отталкивала: «Тихо… Тихо…» Но это «тихо» звучало так воркующе, что на месте Гурджиева Петя натиска бы не ослабил.

Петя подумал, не окликнуть ли Гурджиева или не постучать ли ему пальцем по лбу… Почему-то он знал, что и постучать по лбу он тоже может. Но решил, конечно, пока не показывать Гурджиеву своих новых способностей. «Хочу видеть Менделеева!» — решил Петя, позвал: «Дмитрий Иванович!» И ничего не случилось.

Бадмаев наблюдал за Петей снисходительно, словно за малым ребенком.

— Вот это вам делать рановато, Петя… От вашего уровня уж кто-кто, а Дмитрий Иванович надежно прикрыт. Но я вижу, вы уже освоились в новом качестве?

— Осваиваюсь… И правда здорово!

— Еще бы… А теперь давайте к делу. Вот вы не смогли вспомнить, как познакомились со своим вторым отцом, Исааком Кацом. Как вас ни просил Васильев, не могли. Может быть, сейчас сможете?

За что бы тут уцепиться… Севастополь… Совершенно чужая, незнакомая квартира… Но Петя хорошо знает ее! Комната… видимо, детская… Игрушки… барабан, плюшевый медведь… Незнакомый совершенно, но вместе с тем чувствует Петя, что это его игрушка… Окно выходит на бульвар, портьера… Петя прячется за портьерой… Судя по высоте стола и стула, он совсем маленький… «Пешком под стол».

Может быть, вспомнить море? Да! Вот оно! Петя хорошо помнит эту шелковистую прозрачную гладь, ощущение, когда приседаешь, окунаешься в море… крабик боком убегает в глубину… Медуза с сиреневым куполом… Мама!!! Петя знает, что эта молодая красивая женщина на берегу — мама. Незнакомая мама улыбается малышу, делает призывный жест… И Петя выскакивает из моря, вода мешает передвигать ноги…

— Мама! Оно меня хватает!

И вот уже Петя в руках у мамы. Мама подхватывает его, поднимает, подбрасывает к выцветшему южному небу. Петя видит ее лицо прямо под собой: огромное лицо взрослого человека, доброго великана.

— Это мама… А папа? Его вы наверняка хорошо помните.

Но папу Петя не помнил… или что-то все равно мешало вспоминать. Слепой образ «офицера вообще». Наверное, психика советского мальчика изо всех сил сопротивлялась самой мысли, что этот вот, в красивой подогнанной форме, с золотыми погонами — его отец. Папа… папочка… Какой-то общий образ, без лица, под руку с красиво причесанной мамой, в длинной юбке и с открытыми плечами.

Отец… Отец… Как сочетается Исаак Кац — и все, что он видит теперь? Что это?! Еще до того, как Петя хоть что-то увидел, нахлынуло ощущение невыразимого ничем ужаса. В следующий момент перед Петей проплыла серо-белая обнаженная нога — явно женская. Связанные ноги, густо заляпанные кровью, покачивались перед самым лицом Пети. Петя невольно поднял глаза — в задний проход повешенной забили разбитую бутылку, кровь еще недавно лилась рекой, сейчас стекали последние густые капли. Труп был бледный, потому что почти обескровленный.