Наталья Иртенина: Белый крест

Из- за забора вынырнул мальчуган лет шести, в шортах и майке, с ободранными коленками и леденцом на палочке во рту.

— Здрасьте, дядя Павел, — вытащив леденец, тоненько пробасил мальчик и воззрился на неведомых гостей.

— Батька дома?

— Дома, дядя Павел.

— Так беги и зови, чтоб встречал.

Коська убежал, сверкая голыми пятками. Лутовкин повел гостей к дому. Вдоль плиточной дорожки разрослась смородина. Кое-где еще висели последние ягоды. Госпожа Мурманцева украдкой сорвала несколько и с ладони отправила в рот. Скривила недовольную гримаску — смородина оказалась кислая.

— Воровство наказуемо, — нежно прошептал Мурманцев ей на ухо.

— Почему-то каждый раз хочется убеждаться в этом заново, — в тон ему ответила Стаси.

С крыльца уже спускался мужичок в пиджаке, надетом поверх майки, и парусиновых штанах.

— Доброго утречка хозяину и господам приезжим, — наклонил он голову. — С чем пожаловали, Пал Сергеич?

— Пожаловал я вот с чем, Егор. — Господин Лутовкин ухватил старосту за плечо и увел в сторону, под грушевые деревья.

Через минуту они возвратились.

— Сделаем, Пал Сергеич. Сейчас обзвоню и Вовку своего до поля пошлю. Прошу, господа, в дом. — Мужичок поклонился, приглашая. — Милости просим.

— Не сомневайтесь, Савва Андреич, людишки у нас грубы, но отзывчивы. А с таким ангелом сущим, как Анастасия Григорьевна, дело и вовсе на лад пойдет. Я бы и сам дознание провел, своими силами, да, извольте видеть, временем не располагаю. Сейчас вас до дома Плоткина довезу и по делам отправлюсь. А машину я вам другую пришлю тотчас.

Павел Сергеич достал из кармашка в жилете телефон, потыкал в кнопочки и сделал распоряжение.

— Вы уж без меня тут, Савва Андреич. В содействии людей будьте уверены. Когда закончите, прошу ко мне — отобедать, отдохнуть.

— А скажите, Павел Сергеич, далеко ли отсюда тот лесок с кладом легендарным?

— Верст шесть. Подъехать туда можно. Там дорога рядом проходит на Анисовку, тоже деревеньку мою. А по другую сторону речка, Мокша. Здесь любой вас дотуда проводит. Только в сам лесок не пойдут. Заколдованное там место. И вам не советую, сударь.

— Вы просили меня разобраться, что тут у вас происходит, — напомнил Мурманцев. — Так что леска нам не миновать.

— Так-то оно так, — вздохнул Лутовкин. — Только я намерен и вовсе обнести этот проклятый лес бетонным забором. Чтоб ни одна нога больше.

— А вырубить не пробовали? — то ли в шутку, то ли всерьез предложил Мурманцев.

Господин Лутовкин застыл, изумленный.

— Как можно! Это ж живая история! Преданья старины глубокой! Уездная достопримечательность! Мифопоэтическая картина мира! Решительно невозможно!

— Э-э, любезный Павел Сергеич, — Мурманцев покачал головой, — да вы, оказывается, полны предрассудков. Это в кабинетах хорошо любоваться мифопоэтической картиной мира и коллекционировать местные преданья. А у вас уже четверо крепостных отправились на тот свет из-за такой вот мифопоэзии.

— Пока только трое. — Лутовкин побледнел. — Так вы советуете…

— Пока еще я ничего не советую. А кстати, где находится младший ребенок Плоткина?

— В моем госпитале для крестьян. Думаете допросить? Вряд ли он что знает. Но, впрочем, попытайтесь. А вот и их дом.

Через час Мурманцев стоял возле присланного господином Лутовкиным открытого кабриолета. Задумчиво оглядывал яблони, протягивавшие из-за забора мелкие зеленые яблоки.

Осмотр дома и пристроек ничего не дал. Кроме неприятных ощущений в сарае, где повесился Плоткин, к делу не идущих. Скотину со двора уже свели, но двери не заколачивали. Никто не зарился на чужое добро, оставленное без присмотра. Крестьянские общины с ворами строги до жестокости. Но и без этого отсюда, скорее всего, никто не унес бы и старой тряпки — чтобы не перетащить к себе неведомое лихо, сгубившее семью лодочника. Крестьяне чересчур суеверны. Впрочем, и помещики в этом не отстают от них.

Если Плоткин что-то нашел в «заколдованном» лесу, оно должно быть где-то тут. Не сказать, что семья была зажиточной, но крестьянского барахла, подчас неизвестного Мурманцеву назначения, в доме хранилось много. Отыскать среди всего нечто постороннее, чужеродное, оказалось труднее, чем думалось поначалу. Обстучав пол и стены Мурманцев не нашел никаких потайных ниш. Переворошил тряпье в комодах, прощупал постели, открыл бачок в уборной. На кухне заглянул в шкафчики и духовую печь. Перетряхнул коробки с обувью.

Чувствовалось напряжение в затылке, и звенела внутри струна. Это было его первое дело. Неофициально — сейчас он вел следствие едва ли не как частное лицо. Частный сыщик, усмехнулся Мурманцев. Для ординарного преподавателя Академии Белой Гвардии почти незаконные действия. Впрочем, четверо жертв, среди них двое детей, — достаточное основание для немедленного вмешательства без оглядки на формальности.