Дмитрий Беразинский - Красный опричник

— А по имени-отчеству? — иронично спросил попутчик.

— Где это вы видели, чтобы старший майор ГБ постороннего по имени-отчеству именовал? — хмыкнул Кречко, — так он величает исключительно начальство. Ну, и тестя разве.

— У старшего майора ГБ имеется тесть? — невинно осведомился Волков.

— У каждого свои слабости. Вы, мил человек, не ерничайте. Если вы окажетесь тем, в качестве кого я вас подозреваю, то разговор наш придется продолжить в ином ключе. Поверьте человеку, видевшему очень многое: не стоит сердить старшего майора ГБ.

— Боже упаси! — серьезно сказал Андрей Константинович, — а если бы я был именно тем, кем вы думаете… то у вас не было бы ни одного шанса. Такой вот факт.

Волков отвернулся и стал хмуро смотреть в окно на медленно надвигающиеся огоньки древнего белорусского города.

— Батенька, да вы сам никак обиделись! — еще раз хмыкнул Кречко, — а как я, по-вашему, должен думать о человеке, который в десять часов вечера разгуливает по укрепрайону с видом Коперника, открывшего новое светило?

Волков протер уставшие глаза. Он две ночи не спал там — на Гее, затем перенесся в иной мир и опять бодрствует. Тяжело организму выдерживать такие нагрузки. Даже, несмотря на симбионта — живущего в нем целителя-паразита. Симбионтом его и всех участников экспедиции снабдил, естественно Хранитель.

— Извините, — сказал он, — много работал, нервы.

— Тогда вам не помешает еще один глоток.

— Спасибо.

К Полоцкому отделению ГБ автомобиль подъехал в половине двенадцатого. Кречко закутался в тулуп и пошел стучать в дверь, вызывая дежурного, а Волкову велел оставаться в машине. Пришлось колотить минут пять, пока дверь отворилась, и на пороге показался человек во френче цвета хаки, с тремя треугольниками в петлицах и заспанной физиономией.

— Сержант, твою мать! Ты что это начальство морозишь? — вежливо поприветствовал его Кречко.

— Извините, товарищ старший майор — радиограмму принимал, — оправдывался дежурный.

Кречко дал знак Волков вылезать из автомобиля. Андрей Константинович подошел к нему, хрустя валенками по снегу. Мороз крепчал — можно было смело утверждать, что термометр показал бы градусов двадцать ниже нуля. Водитель «Эмки», повинуясь жесту начальника, врубил передачу и покатил в гараж, разрывая тонкую корку наста цепями на шинах.

— До чего техника дошла! — восхитился Кречко, — теперь наши сотрудники даже во сне принимают радиограммы!

— И расшифровывают, не просыпаясь, — согласился Андрей Константинович.

Сержант изволил обратить свое внимание на новоприбывшего.

— А товарищ…

— Иванов, — подсказал Кречко, — товарищ Волков.

— А товарищ… Иванов с вами? — спросил дежурный.

— А вот мы и разберемся, с кем товарищ Иванов. Понял? Никого не впускать, никого не выпускать. Понял?

— Так точно! — вытянулся сержант.

По скрипящей деревянной лестнице поднялись на второй этаж — в гостевую комнату. Кречко щелкнул выключателем, и над потолком тускло загорелась электрическая лампочка свечей в сорок. Скудная обстановка: две панцирные кровати, шифоньер, стол, два стула.

— Сортир за дверью, — проинформировал энкавэдэшник, — умывальник тоже. Есть хотите?

— Спать хочу, — признался Волков, — третьи сутки не сплю.

— Через границу перебирались?

— И это тоже.

— Ясно! — протянул Кречко, — тогда легкий ужин, вводная беседа и здоровый сон. Предупреждаю сразу: без беседы я не усну. Можете считать это сказкой на ночь.

— Как скажете! — пожал плечами Андрей Константинович.

— Вот и отлично!

Кречко вытащил из шифоньера объемный саквояж свиной кожи и вытащил оттуда увесистый сверток. Потянув воздух ноздрями, многообещающе улыбнулся. Сноровисто положил сверток на стол и достал из него копченую курицу, несколько соленых огурцов и сваренных вкрутую яиц. В маленькой баночке оказался хрен, в другой такой же — горчица. Пустую газету Кречко аккуратно расправил и сложил в несколько раз. Затем сунул ее обратно в саквояж, а из недр его извлек четвертинку «Любительской».

— Как говорится, одновременно снотворное и успокоительное! — хохотнул он.

Не задуривая голову, разлил по граненым стаканам жидкость. Взял свой стакан и предложил неоспоримый тост:

— Ну, за здоровье товарища Сталина и нашего дорогого Лаврентия Павловича!

— Согласен! — кивнул Волков.

Опорожнили стаканы и принялись терзать курицу.

— М-м! — пробурчал с полным ртом Андрей Константинович, — поразительно.