Анатолий Спесивцев - Есаул из будущего. Казачий Потоп

– Ну, давай вместе разбираться. Где у тебя черновик?

– Сей момент представлю! – Подьячий вскочил, подбежал, на ходу снимая с пояса связку ключей, к обитому железными полосами сундуку, сноровисто открыл большой амбарный замок, висевший на толстых петлях, и достал одну за другой две перевязанные толстыми шнурами кипы разновеликих и разноцветных листов бумаги. Одну ладони в полторы толщиной, другую – в пальца четыре. Осторожно прихлопнув крышку сундука, Иванов подошел к боярину и с заметным удовлетворением в голосе произнес: – Вот! – протягивая ему обе кипы.

Грозный воевода невольно показал растерянность, объем собранного по его же поручению материала поражал. К тому же не было у боярина времени и условий на усвоение. Сидел он в удобном высоком кресле, вольготно в нем расположившись, разведя пошире полы соболиной шубы с царского плеча. Работать с документами, да еще в таком количестве, он не был готов ни морально, ни физически – стола рядом для их раскладывания не наблюдалось, лампа стояла в стороне и невысоко.

– Что, «вот»?

– Сказка о казацких колдунах, именуемых характерниками.

Князь перевел несколько ошарашенный взгляд с кипы на кипу, потом обратно и, уже взъяриваясь, на подьячего:

– Шутить удумал?! Это ж сколько мне все читать придется? Неделю?! Да еще начерно, будто куриной лапой накарябанные.

– Не извольте беспокоиться! Могу и сам пересказать, своими словами, главное.

Черкасский еще раз сверкнул глазами и, успокаиваясь, кивнул:

– Говори.

Иванов пристроил документы на лавку у стены и, почтительно склонившись, начал доклад:

– Все дознатчики согласны, что характерники эти на Руси издревле известны и от других колдунов отличие имеют.

– С нечистью дело они имеют? Душу бесам, – оба собеседника перекрестились, при этом на руке боярина блеснул алым светом отполированный лал, – продают?

Василий замялся, выпрямился во весь рост и полез чесать затылок. Затем, спохватившись, опять склонился перед вельможей:

– Здесь, боярин-князь Иван Борисович, кратко и не ответишь…

– Почему?

– Дык, кто ж их знает, колдунов проклятых, как они с чертями, – собеседники опять синхронно, будто тренировались, перекрестились, – дела ведут?! Это ж не на людях деется!

– Значит, ведут они дела с нечистой силой? А раз ведут, то и душу…

– Вот насчет души-то… есть сомнения. Однако… скорее всего, не продают.

– Как это?! С нечистой силой знаются, а душу чистой сохраняют? Да не может этого быть!

– Прости, боярин-князь, за что купил, за то и продаю. Если верить вот этим скаскам, то именно так – с нечистью знаются, однако душу Врагу рода человеческого не продают. Даже наоборот…

– Чего наоборот? – Явно изумленный последней фразой, Черкасский вздел вверх брови и вытаращил глаза. – Сами, что ли, у сатанинских слуг души покупают? Так нету у них душ!

На этот раз перекрестились вразнобой, сначала подьячий, потом, с секундной задержкой, пораженный боярин.

– Нет, Иван Борисович, – аж замотал головой Иванов. – Они, колдуны, якобы нечистых в ловушки ловят и заставляют силой свою волю выполнять. Кто что измыслит.

– Господи, да они что, почти всемогущи?!

– Нет, боярин-князь, никак не всемогущи. Видно, Господь ограничение какое-то наложил. Судя по рассказам, черт, – синхронное наложение на себя крестного знамения, – может выполнить одно какое-то желание.

– Хм… А почему считаешь, что не продают? За то самое желание.

– Кто из них до старости доживает, тот по обычаю в монастырь уходит. А с проданной душой… что толку грехи замаливать?

– Это да… хотя… милосердие Господне…

– Неисповедимы пути Господни! Только у них же и без продажи души грехов, как блох на цепном кобеле. Жисть ведут ох какую неправедную, разбоем и душегубством занимаются…

– Ладно, оставим их грехи на их совести. А чего ты сии доносы в две кипы завязал? Одну, что ли, лжой набитую, другую скасками, более похожими на правду?

– Нет, боярин-князь Иван Борисович. Вот эта, потолще, скаски о колдунах вообще, колдунах прежних лет и сомнительных колдунах…

– Постой, каких таких сомнительных?

– Да с этими характерниками, – подьячий махнул в сторону рукой, – непонятно даже, сколько их и кто колдун настоящий, а про кого просто дурные бабы слухи распустили.

– Погоди, как это, «непонятно»? Неужто ни про кого точно не известно, что он колдун?

– Как не быть, есть такие. С десяток, может, с дюжину. Еще про стольких же молва идет, только, кажется мне, напрасная. Да… а во вторую кипу я связал доносы о трех характерниках, которые, как мне показалось, и заварили нынешние дела. Так круто, что уж и некоторым природным государям тошно стало…