Сергей Калашников: Заложники темпорального ниппеля [СИ]

А вот и «читальный зал». Лёха вошёл внутрь. Тишина и покой опустились на него. Присел у стены, где было сделано подобие скамьи, и призадумался. И вновь, нахлынули странные видения. Посидев ещё немного, засобирался домой. Там его ждал накрытый стол, родные и друзья. Со всеми надо поговорить, расспросить, послушать, а ему хотелось поскорее остаться одному, чтобы осмыслить произошедшее.

Нет, слов любви они с Наташей друг другу не говорили, обнимашками-целовашками не занимались. Это была просто дружба, оказавшаяся чем-то большим только тогда, когда служба в армии принесла разлуку. Чувства нелегко переложить на бумагу, но, вот чудо, именно в строках писем с рассказами о повседневных событиях и зазвучали впервые нотки нежности и доверия.

В одной из ниш, там, где раньше они не раз оставляли тетрадки и учебники, луч фонарика скользнул по гладкой поверхности. Небольшой медный кувшинчик, позеленевший почти до черноты. Странная находка. Широкое горлышко залито чем-то, от времени превратившимся в рассыпчатую массу, похожую на канифоль. Лучше будет вскрыть его дома в мастерской.

Оказывается, это не такая простая вещь убить человека, даже если защищаешь слабого. Как только спало напряжение стычки, слёзы сами покатились из глаз. В эту трудную минуту, отчётливо вспомнила о друге детства, Лёшке. Вот бы такого сильного и надёжного товарища рядом, и непонятно как, сами собой вырвались слова — «Помоги!» Ответом было молчание леса.

По пути в сторону пещеры, Наташа подстрелила рябчика. Пернатую дичь, если нет желания возиться с ощипыванием, запекают в глине прямо в перьях, а уж этого добра на берегу ручья нашлось в достатке. Обмазав птицу, закопала её в горячие угли, сверху, возобновила разрушенный костёр. Даже тетерев «поспевает» за два часа, а уж небольшая птица была готова через час. Поужинав и оставив часть еды на завтра, стала размышлять.

Ведро воды, паяльная лампа и час терпения, а потом, когда с горловины стекла почти окаменевшая живица, и деревянная пробка была извлечена, на широкий противень вывалились листочки из блокнота и странная пластинка с рельефным изображением. Гости, забывшие о накрытом столе, с интересом рассматривали написанный чёткими печатными буквами текст. От Наташи оказалась весточка.

Она никуда не пропала. В том смысле, что по-прежнему живёт тут, только посёлки и железная дорога куда-то подевались, и людей в этих местах стало больше. Говорят они на другом языке, носят старинную одежду, пасут коз, овец и низкорослых северных оленей. А ещё приезжали другие люди, на мохноногих лошадках с луками и саблями. Хотели угнать женщин и детей.

Пришлось вмешаться, отчего патронов теперь у Наташи почти не осталось. А любопытную вещичку, что висела на шее у главаря, она прикладывает и просит показать одному человеку у них на факультете.

Когда гости разошлись, Алексей вновь перечитал найденные листочки, и стал рассматривать приложенный к посланию предмет. Его не оставляло ощущение, что это металл, покрытый толстой плёнкой окисла. Тем не менее, просматривалось нечто похожее на изображение птицы, и значки, напоминавшие кривулины, из которых китайцы составляют свои иероглифы.

Утром на станцию его отвёз Наташин отец, и почти силой заставил взять денег на расходы. Как-никак, до Красноярска и обратно. В посёлке живёт немного народу, утаить что-нибудь почти невозможно. Разве что собственные мысли. Хотя, что тут таить? Один сумбур.

В столице обширного Сибирского края он не был несколько лет. Сразу направился в сторону студенческого городка расположенного рядом с парком и был поражён оживлённой атмосферой царившей здесь.

Бабье лето пахнуло на город всей своей удивительной красотой, разукрасило аллеи множеством оттенков жёлтого и красного. Солнце проникало сквозь кроны деревьев, отражалось в стёклах, и блики весёлыми зайчиками прыгали по лицам студентов, высыпавших погреться.

Алексей нашёл корпус исторического факультета, и преподавателя с которым договорился накануне, Сергея Анатольевича. Тот, увидев находку, остолбенел. Поразившая его вещица выглядела очень древней, и он долго переводил взгляд с кругляшки на молодого человека.

— А не откажете ли вы в любезности, указать место, где нашли этот предмет, — наконец обрёл он дар речи.

— Извольте, — Лёха всегда легко ведётся на тон, поэтому подхватил чопорную лексику собеседника. Но пальцем в карту ткнул со всей силой «пролетарской ненависти».