Глеб Дойников - Пощады никто не желает!

— Отчего же, за исключением "дуры", вы совершенно правы, — неожиданно весело ответила Ольга, — ну да пройдемте господа, а то мой брат уже заждался.

— Вы хотите сказать, что после всего что тут было, после раскрытой попытки покушения на Его Императорское Величество, — запинаясь выговорил организатор шествия поп Гапон, — хочет встретиться с нами?

— С вами — не уверен, — отрезал Вадик, которому решительно не нравился поп расстрига, — вам я бы порекомендовал готовиться объясняться с вашим начальством в третьем отделении. По поводу того, что вы, фактически, организовали шествие, под прикрытием которого к царю чуть не приблизились трое убийц.

Раскрыв истинного "работодателя" Гапона, Вадик окончательно зарубил его карьеру как "вождя народных масс". Конечно, рабочие его не прибьют, как сделали в нашей реальности эсеры, но и слушать полицейского провокатора больше не станут.

— А остальных выборных — прошу! Его величество ждет вас, для беседы о ваших, во многом, справедливых требованиях.

В Малой Зале Зимнего дворца непривычно шкворчали три двухведерных самовара. Не успели выборные разобрать места за поставленными буквой П столами, как к ним на самом деле вышел Государь. На лице самодержвца Вадику было заметно отражение бушевавшей внутри бури чувств. Во первых — Николаю только что доложили о предотвращенном покушении. Одно дело слышать от уже навязшего в зубах доктора Банщикова, что его кто — то настолько не любит, что готов убить. Совсем другое держать в руке браунинг, из которого в тебя могли бы выстрелить через пять минут. Во — вторых, несмотря на покушение встреча с представителями народа все же состоится. Он сам пошел бы на попятный, но сестра и жена, наверняка с подачи того же самого доктора которому обе так и заглядывают в рот, единым фронтом зашли с неожиданной стороны. Не успела еще Ольга спросить его "Никки, неужели ТЫ, самый могущественный монарх в мире испугаешься каких то карбонариев, к тому же уже разоблаченных?", как всегда бывшая с ней в контрах Алис вдруг запела с ней в унисон. "Мы должны показать и им, и Германии, и Англии, и всему нашему народу, что мы сильнее, и запугать нас нельзя!". И это Адикс, котрая всегда во всем поддерживает ЕГО мысли и начинания, и НИКОГДА не интересовалась внутренней политикой! Нет, доктор Банщиков приобретает при дворе слишкоим уж большое влияние… Но и просто убрать его из Питербурга, как давно советует Витте, не самая удачная идея. После каждой процедуры переливания, что проводят Банщиков и Пирогов, Алексей долгожданный сын и наследник расцветает на глазах. Появляется румянец на постоянно бледных щечках, и сам малыш не хнычет, а радостно гугукает. За это можно простить и вытерпеть многое, но… Но не все, не все. Ни в коем случае нельзя и дальше позволять этому докторишке влиять на управление страной, откуда бы он не свалился на его, Николая, больную голову!

Для собравшихся же депутатов буря чувств на лице Николая и сурово решительное выражение его лица означали несгибаемую решимость принять народную петицию, не смотря на происки врагов народа (Вадик не удержался, и ввернул это выражение еще при обыске Рутенберга). Тихий одобрительный гул пронесшийся среди почтительно поклонившихся депутатов был услышан и Николаем. Приободрившись он вдруг понял, что написанная совместно с Вадиком (опять он, досадливо поморщился Никки, но прогнал эту мысль подальше, пока подальше) речь вполне соответствует моменту.

— Ну чтож, господа рабочие, и так — я здесь. Вы, вполне справедливо, просили чтобы я с вами встретился, и вы были услышаны. Несмотря на то, что вашим походом ко мне пытались воспользоваться те, кто готов любым образом помешать усилению моей, НАШЕЙ России. Вы думаете они хотели в меня выстрелить? Нет, они целились не в Николая Второго, они метили во всю Россию. Вместо того, чтобы кропотливо, долго и тяжело работать, строя и перестраивая нашу страну для будущего наших детей, они хотят все сломать. Вот кому из вас, обычных русских людей, придет в голову сначала сжечь старую хату, а потом уже думать, как и где строить новую? Нет и не может быть простых путей в обустройстве такой обширной страны как наша. И моя смерть ничего кроме смуты бы не породила. Да я и сам согласен — в России надо многое менять. Но полностью сносить дом в котором мы все живем, даже не представляя толком, что именно мы пытаемся построить вместо него… Этого я понять не могу!

— Проклятые жиды! — полушепотом, но с явно различимой ненавистью в голосе донеслось со стороны стола где сидели депутаты в которых невооруженным взглядом легко узнавались приехавшие в Питер на заработки крестьяне.