Алексей Федосов - Записки грибника

— А зачем купца? Приди к нам в стрелецкий приказ и обскажи как мне…

— И закончи свои дни на дыбе? Да кто мне поверит? Вот если я приду, с уже готовым ружьем и покажу, что оно может. Вот тогда и говорить со мной будут. Ты же мне до сих пор не веришь. — Облокотился на подставленные руки, и ласково посмотрел на Степана.

Он поперхнулся, во всяком случае, сделал вид, глаза бегали, он старался не смотреть в мою сторону.

— Степа. Я тебе могу рассказать всё. Но ты не сможешь сделать ничего, совсем. Тебе башку просто оторвет и всё. Так что не думай, что удастся меня в тайный приказ сдать, а самому деньгу заработать. Пойми, это тяжелая опасная работа. Ежели удастся то можно заработать кучу денег, или голову сложить. Без меня точно. Так что тебе решать. Я сейчас встану и спать пойду, а ты подумай. Надумаешь, завтра с утра и скажешь.

Надумаешь сдать меня, так у меня сердце слабое сдохну, но перед смертью про тебя расскажу, так что вместе на дыбе умирать будем. Думай'

— Извини, не со зла те слова сказаны были. Так что решил? Или будешь мне тут глазки строить в молчанку играть. Я вот сейчас доем да пойду дальше, а ты здесь останешься, — Он перебил меня. Заговорив глухим голосом.

— Пустое, на мою обиду, ты меня тоже извини, что зазря на тебя напраслину понес. Смекалистый, ты, ведаешь много, я полночи над твоими словами думал… Хочется мне твою задумку попробовать. Претерпели мы в сиденье Псковское, вот и мерещиться всякое. Макар вон во всем видит происки Диавола, а я так дела божьи. Ведь не сгинул там, а мог, меня так пару раз точно должны были вперед ногами со стены вынести, да давеча, когда в овраге пищаль пристреливал… Не морду бы обожгло, пришибить должно было, хранит меня ангел хранитель для дела верного… Он говорил это все, с какой-то горячностью, словно пытался высказать, что накипело, одним махом.

— Погодь. Не тарахти, тарахтела, Одним словом скажи, идешь со мной?

— Да.

— Тогда есть несколько вопросов, где взять деньги? И где можно нам пристроиться, чтоб всё задуманное делать?

— А ты, куда хочешь идти?

— В Москву, есть у тебя там знакомые?

Он улыбнулся широкой улыбкой, — Так я сам оттуда, лавка у меня в мясном ряду в Завражье, жены отец, держит.

— Твоя?

— Ну, почти, половинная доля и треть, Анькино приданное.

— Мелочь, только на еду, небось, и хватает, но как место, чтоб пожить… Денег много надо будет.

— Сколько?

— Не знаю, надо будет выяснить цену на работу, на материалы.

— Чего?

Я махнул рукой, — Не бери в голову.

— Куда и чего?

'Твою мать, надо за языком следить, разговариваю как с папуасом каким, а не с предком'

— Федор, говори русским языком, вроде слова понятные произносишь, а я вразумиться не могу, что ты хочешь. — Он склонил голову набок, — Все-таки ты не от мира сего. Наш, а вроде и не наш.

— Тебе что перекреститься? Крест поцеловать? Или думаешь, не ты, Макар твой, что я истаю смрадным дымом? Так смотри, — С этими словами оттянул воротник свитера, выпростал крестик, приложил его к губам и убрал обратно, — Доволен?

Степан смущенно улыбнулся и развел руками.

— Иди, собирайся. Макар с нами пойдет? Не побоится со мной связываться?

— А куда он денется? Мы с ним почитай ужо лет десять как вместе служим, оклемается. Домой возвернемся, Симка ему быстро всё наладит, сам за нами побежит.

— Такая, сердитая?

— У-у. Чуть что не так, может и приложить чем ни попадя. — Договорив, Степан поднялся и ушел, а я решил переговорить с Евсеем насчет еды в дорогу.

Auf Moskau

Описывать своё возвращение в Москву с дачи не буду, если в моё время я добирался полтора часа, то теперь этот путь занял почти неделю. Хотя… Занятно было проезжать через знакомые, незнакомые места, не узнавая их. Лес, кругом был лес, там, где змеилось асфальтом Рогачевское шоссе, извивалась земляная, вся в ухабах дорога, обходившая стороной мелкие холмы и бугры. Теперь мне становилось понятным, почему оно такое, как будто бык посс…

Судя по всему, будущие строители на заморачивались, а проложили дорогу поверх старого тракта. Телега, запряженная кобылой, тащилась еле-еле, мне выросшему во время бешеных скоростей, было трудно усидеть на одном месте, я соскакивал с повозки и шел рядом. Неспешное движение выматывало и угнетало, а когда мы встали на первый ночлег, отъехав всего на двадцать верст, даже сначала и не понял что мы встаем на ночлег. Думал что простая остановка, но когда Макар, выпряг клячу и, отогнав чуток от телеги в сторону, стреножил её, задал вопрос Степану.