Валерий Елманов - Княжья доля

Перспектива была не из радужных. Что и говорить. Оказаться без рук, без ног, в возрасте семидесяти лет на койке по соседству с каким-нибудь Наполеоном — в таком приятного мало.

— Бр-р-р, — передернул плечами потенциальный одноногий слепец, но любопытство взяло свое, и он поинтересовался: — А четвертый?

— С ним у нас дошло до той же стадии, как и с вами, после чего он отказался сам.

— Почему?

— Он сослался на какие-то сложные морально-этические принципы, но было видно, что подлинная причина совсем другая.

— Какая?

— Ну, если у нас с вами пошел такой искренний разговор, то я выскажусь откровенно — он просто струсил.

— Получается, если я сейчас откажусь, то эксперимент не состоится вовсе?

— Именно так.

— И Земля развалится?

— Не только. Я ведь сказал про осколки, улетающие к Солнцу. Они, конечно, для светила мелочь, но ваша звезда на самом деле не очень-то устойчива, и произойдет что-то типа попадания легкой искорки в большой воздушный шар, наполненный водородом. Одним словом, говоря вашим языком, произойдет вспышка сверхновой, причем эта вспышка станет убийственной для всей галактики, которая, в свою очередь, является одним из важнейших стратегических пунктов разумного Космоса, и если Хаосу удастся его захватить, то процесс обязательно пойдет по нарастающей. Словом, это станет его окончательной победой.

— А наши ученые говорят... — начал было Костя, но Алексей Владимирович усмехнулся и перебил его:

— Мало ли что говорят ваши ученые. В чем-то они исходят из неверных предпосылок, в чем-то из неправильно поставленных опытов, в чем-то из неверно понятых законов бытия. Ну, например, скорость света... Она, по мнению ваших ученых, незыблема и одинакова во всех условиях. Но ведь так не бывает. У каждого тела в разных обстоятельствах она меняется. Скорость воды, рвущейся под большим напором из шланга пожарника, одна, а в широкой полноводной реке — совсем другая. Даже у пули скорость абсолютно разная. Я понимаю, что им не довелось измерить быстроту полета фотонов при вспышке сверхновой... Впрочем, мы отвлеклись. — Он выжидающе посмотрел на Костю. — Так да или?..

Константина обожгла неприятная мысль, что тот прекрасно видит все его колебания и отлично сознает его желание оттянуть ту секунду, когда придется сказать одно из двух очень коротких слов.

Причем если прозвучит любое из них — перспективы виделись далеко не радужные. «Нет» — и Земля летит в тартарары. Хотя память-то ему об этой встрече сотрут, следовательно, знать он ничего не будет, но не все ли равно. В глазах этого посланца он останется подонком и жалким трусом. В конце-то концов, если не мы сами, то кто же нас будет выручать? Спасение утопающих — дело рук самих утопающих. К тому же он — последний. Больше попыток-то нет, а значит, и деваться некуда. Стало быть... Он набрал в грудь воздуха, но не успел выпалить свое коротенькое слово, как собеседник, пытливо вглядывающийся в Костино лицо, нехотя выдавил:

— Вообще-то я могу испросить еще одну попытку. Так что если вы... — он не закончил, но смысл был ясен.

Константин с шумом выпустил воздух, испытывая колоссальное облегчение, а затем, чуть погодя, такой же огромный стыд. За свою трусость, боязнь, за свою душонку, которая в решающую, может быть, самую главную минуту жизни оказалась такой подленькой, гаденькой и мелкой, и даже за ото облегчение, испытанное секундой раньше.

Он даже отвернулся от Алексея Владимировича, стыдясь своей радости, и принялся зачем-то ожесточенно взбивать свою подушку. Та в ответ на столь бурную заботу тут же выдавила из своего чрева парочку пожелтевших от времени куцых перьев. Еще одно попыталось прорваться напрямик сквозь ткань, но застряло на половине дороги. Костя в сердцах выдернул это перо и, машинально теребя его в руках, буркнул:

— Не надо еще одной... Я согласен.

И ему сразу стало как-то легко и покойно. Но главное — теперь он мог спокойно смотреть в глаза Алексею Владимировичу, что он тут же и сделал, добавив:

— Кто знает, вдруг еще хуже кто-нибудь вам попадется. Я готов. — Константин решительно встал со своего места и, выглянув в окно, нервно засмеялся: — К Ряжску подъехали. Символично.

В ответ последовало сухое предложение выйти в тамбур.

У самой двери Алексей Владимирович остановился, пропуская Константина. Тот шагнул вперед, успев попутно удивиться, откуда здесь взялось столько табачного дыма. Однако через секунду он уже понял свою ошибку: дым был чересчур бел для сигаретного и слишком вязок для собственно самого дыма. Больше всего он напоминал туман — густой, вязкий и прохладный, ласково обвивший ноги и целеустремленно стремящийся вверх, чтобы обнять все тело и победно сжать в своих могучих объятиях. В инстинктивной попытке вырваться Константин ценой неимоверных усилий сумел сделать шаг вперед, но какой-то особо нахальный, жирновато-маслянистый клок тумана обволок лицо, плотно, не хуже, чем пластиковый пакет, перекрыв дыхание, и Константин потерял сознание.