Tea Бекман: Крестоносец в джинсах

— Твоя семья не будет против? У нее же ничего нет.

Леонардо усмехнулся:

— У нее есть золотое сердечко, а это лучшее приданое.

Долф потупился. На душе было тяжело. Через несколько дней он простится с ними навсегда. Он вздохнул и отвернулся. К нему спешил Франк.

— Рудолф!..

— Погоди, — перебил его Долф, — не хочу ни о чем говорить сейчас.

— Но…

Долф направился было в аббатство — ему хотелось повидаться с Марике. Франк схватил его за руку:

— Ты же сам говорил вчера, как это важно.

— Ну что еще?

— Ларчик.

Долф застыл на месте.

— Ларчик? — спросил он, и у него перехватило дыхание.

Маленький подмастерье-кожевник достал коробочку из легкого металла.

— Ты о таком говорил?

Долф порывисто схватил коробочку.

— Где ты ее взял?

— Нашел сегодня утром.

— Где? Место запомнил?

— В городе. Я увидел ее под ногами, когда мы с Берто ждали вас у дворца епископа.

— Когда это было?

— Точно не могу сказать — вы были на приеме у епископа.

«Часов десять утра», — лихорадочно соображал Долф.

Едва сдерживая дрожь, он подцепил крышку и открыл коробочку. Внутри была записка, в точности такая же, как и в первый раз. Только цифры другие.

— Наверно, сразу было нужно показать тебе, — оправдывался Франк, — но, когда вы вернулись и рассказали нам о Венеции, я позабыл обо всем на свете.

— Не беда. Думаешь, мы сможем найти это место?

— Конечно.

— Тогда пошли.

— Что ты собираешься делать?

— Пойдем в город, я должен посмотреть, где лежал этот ларчик.

Не прошло и получаса, как ребята опять появились на Соборной площади Бриндизи. Франк показал на улочку, выходившую на площадь. Улочка вела к резиденции епископа.

— Мы с Берто стояли вон там, спиной к стене, вдруг я вижу: блестит под ногами, поднял, и вот…

— Так, понятно. Ты уверен, что он лежал именно там, у стены, и ни на метр дальше? — настойчиво расспрашивал Долф. Он с сомнением посматривал на выщербленную мостовую — куски засохшей грязи, пыль, мусор и никаких особых примет.

— Я стоял здесь, — продолжал Франк, — точно помню, что выступ стены приходился мне как раз между лопатками, ноги вот так… да. И вдруг вижу: блестит у левой ноги. Все точно, на этом камне.

Палец Франка уперся в грязь. Наклонившись, Долф разгреб слой грязи и удовлетворенно кивнул.

— Нужно пометить это место, чтобы завтра я сразу нашел его.

Он оглянулся в раздумье. Скромный вход в канцелярию епископской резиденции подсказал ему, как поступить.

— Подержи-ка здесь руку, Франк, и жди меня так. Я мигом.

Долф распахнул дверь и влетел в канцелярию. Он спросил секретаря епископа и после долгих объяснений был допущен к нему.

— Синьор, — заговорил Долф на своем ломаном итальянском, — позвольте обратиться к вам с просьбой. Нельзя ли мне воспользоваться вашим письменным прибором? Мне необходимо отправить письмо своему отцу.

— Ты обучен грамоте? — изумился монах, косясь на лохмотья мальчишки.

Он подвинул Долфу чернильницу, стоявшую перед ним, и вручил гусиное перо. Раскрыв рот, монах следил, как нищий оборванец достал из кармана белый листок, погрузил перо в чернила и начал старательно выводить буквы неизвестного языка.

— Не могли бы вы сказать мне, какое число… день у нас послезавтра?

— Послезавтра? Святого Маттеуса, разумеется.

— Ах, да…

На самом деле Долф и представления не имел, что это за дата такая, пусть они там дома разбираются. На другой стороне листочка, который прислал ему доктор Симиак, Долф написал: «Нахожусь в Бриндизи, координаты на обратной стороне. Через сутки, после того как получите ответ, буду находиться на этом же месте. День святого Маттеуса, числа не знаю. Заберите меня отсюда. Долф».

Получилось не очень аккуратно: гусиное перо царапало бумагу и разбрызгивало чернила, слишком густые для тонкой бумаги, ведь ими писали на плотном пергаменте. Затем пришлось долго ждать, пока чернила высохнут.

— Это письмо для епископа? — любопытствовал секретарь. — И что это за пергамент, столь мягкий и тонкий?

— Мы называем его бумагой, — уклончиво пояснил Долф. — Синьор, не могу ли я позаимствовать у вас эту чернильницу на короткое время?

— Позаимствовать?

Подозрительность итальянца была понятна Долфу.

Еще бы! Такой изящный алебастровый сосуд. Он умоляюще сложил руки.

— Прошу вас! Мне нужно лишь немного чернил, а чернильницу я верну вам в целости и сохранности.

— Зачем тебе чернила?

— Хочу начертить крест, вон там, перед домом.