Александр Авраменко - Экспансия

— Именно, что делать. Не сидеть же сложа руки, да ждать покорно, пока нас на вершине пирамиды во славу Трёхликого растянут и сердце вырвут… Я приказ отдал — мужей от восемнадцати лет до двадцати пяти забирать на службу, и учить бою. Но времени почти нет…

Поднялся из-за стола, подошёл к шкафчику плоскому, где чертежи хранил, вынул оттуда большой лист пергамента, расстелил на втором столе, специальном. Прижал досками края, вынул указку деревянную, показал на листе:

— Они обошли селения Рода Пуэбло и прошли через земли Рода Навахо. Там была большая битва, но…

Опустил на мгновение голову, снова поднял, провёл концом указки почти у конца пустыни:

— Сейчас они здесь. По крайней мере, вчера там были. Остановились на отдых после перехода через пески у реки Слёз [10] Рио-Гранде . Орёл прилетел от кипчаков с донесением. Пригнали враги много рабов, принесли их в жертву, ели, веселились. Рабы не наши. Откуда то из своих земель. Я отправил скорым маршем с Торговой Слободой всех, кого мог. В городках воинских по три — пять человек осталось. Словом, лишь бы выиграть время. Кипчакам велел отправлять семьи в глубину державы, а воинам собираться у Жаркого Града [11] примерно там, где сейчас находится город Эль-Пасо .

— Туда же идут и войска. Подтягиваются крепкорукие. Да ещё тут из Махинной Слободы просят нас немедля прибыть в Рудничный Град. Что то там наши махинники изобрели. Похвастать хотят. Малх Бренданов обмолвился, что эта придумка весь мир перевернуть может.

— Ну его всегда заносит…

— Не всегда. Тут, пока вы в походе были, лодью показал, что может без ветра двигаться. Модель, вестимо. Невеликую. На пятьдесят тонн груза рассчитанную. Но она резвее самых быстрых двулодников по воде пошла…

— Как это?!

— Потом, брат. Всё потом. Я лишь тебя ждал. Сейчас пока всё. Ешь. Пей. Прости, что не дал нормально поесть. Сейчас скажу, всё горячее подадут.

Добрыня махнул рукой:

— После слов твоих до еды ли мне?

— Ешь, тебе говорят! Ты мне сильный нужен! Ясно?! Нам ещё четыре дня на конях трястись, да по Великому Озеру плыть, пока до Рудничной доберёмся!

Поднялся из-за стола:

— Я всё сказал. Отдыхай. Сходу пока на пристань, да посмотрю, что и как там. Как стемнеет — вернусь, и чтобы спал у меня! Эвон, глаза как у рака морского! Или скажешь, солью разъело? Отдыхай!

Хлопнул брата по плечу, вышел из трапезной…

…На пристани не было ни суеты, ни суматохи. Все славы чётко делали своё дело: сходящих на камни причала людей сразу сортировали — детей без родителей отводили в сторону, где их ждали одетые в синие одежды служители Матери Людей. Так назывались дома для сирот, лишившихся родителей. Те сажали детей на повозки и увозили в глубь города. Матерей, имеющих детей тоже принимали славы из этих обителей, только с белой каймой внизу длинных, до колена рубах. Этих беженцев вскоре, после карантина, отправят в глубь страны, за время сорокадневного пребывания в лагере выяснив, на что пригодна каждая из женщин. Кто попадёт в мастерские ткачей, кто — в Товарную Слободу, кого разберут по другим местам. Для них это самое лучшее — во всяком случае, долго вдовами они не проходят… Бездетных же просто строили в группы и вели своим ходом в главный лагерь, приготовленный в безлюдном месте — славы не хотели эпидемий… Увечных же и раненых воинов прямо на пирсе смотрели лекари, оказывая неотложную помощь… Князь подошёл к носилкам, стоящим на земле, внимательно посмотрел на привезённых: ростом пониже, чем славы. Плечи, правда, такие же. Лица — обычные для рода Славов. Прямые длинные носы, светлые волосы, брови. Глаза… Сейчас все привезённые спали, испив макового отвара, поскольку дела над ними творились нешуточные: вправлялись кости, накладывались лубки, чистились и зашивались раны, внутренние органы. Лечебники в Державе были очень искусны…

— Оружие их где?

Обратился князь к стоящему возле носилок воину корабельного наряда. Тот кивнул в сторону двулодника.

— Ясно.

Взлетел на палубу, словно ястреб, и сразу к нему бросился командир корабля:

— Аскольд Туров, княже.

Представился.

— Что привело к нам?

— Оружие и доспех от увечных здесь ли?

— В ящике опечатанном. По распоряжению воеводы. Там и ещё другое. Что прихватили из Арконы.

— Отлично. Ящик доставить в Дом Княжий немедля под охраной.

— Исполним немедля.

Подозвал двух воинов наряда, негромко отдал распоряжения, те кивнули, ушли. Князь взглянул на палубу, на снасти — всё полном порядке. Молодцы! Выучка отменная. Кивнул головой, спустился обратно. Снова прошёл по пирсу — женщины тянулись цепочкой одна за одной. И у всех на лицах одинаковое выражение — безмерного горя. Каждая потеряла близких на Родине. Спаслась чудом, чтобы никогда больше не увидеть родные края. Что теперь ждёт их? Как сложится судьба? И получится ли жить вроде бы и среди славян, и с другой стороны — теперь эти славы и зовутся по другому, и уклад совсем другой у них, и смешение крови неимоверное… С виду — славянин славянином, да одежда чудная. Совсем другое платье они носят. Покрой иной. Ткани неведомые. У воинов оружие невиданное. Лошади громадные, куда больше, чем на родной земле. Даже больше, чем у крестоносных рыцарей. А быки… Чудовища истинные! Громады, коих свет не видывал! Дома устроены чудно. Улицы — мощёные камнем. Деревья незнаемые, солнце стоит столь высоко, что тень совсем крохотная. И жарко, будто в бане… Незнакомые злаки на прилавках множества лавок, торговцы всех цветов и одежд, и все незнаемые… Куда привезли их, не спрашивая? Лишь по воле павших в Арконе отцов, мужей и братьев? И кто вообще эти славгородцы? Что за град такой неведомый? В какой земле? Сколь ни пытались расспросить беженцы воинов, куда плывут столь долго на невиданных кораблях — те отмалчивались. Ни один не сказал ни слова. Да и речь их понимать трудно было. Некоторые слова вроде и свои, но и чужих очень много. А те, что понятны, уж сколь лет в речи не используются… И этот, высоченный, на голову выше прочих, в плаще цвета зари… Стоит недвижно, а глаза — как у рыси лесной цветом. Не человечьи. И кажется, будто он видит тебя насквозь… Ох, ты же мати моя!!!