Анатолий Матвиенко: Аэропланы над Мукденом

Сегодняшний отрицательный ответ его обескуражил. Впервые за много месяцев Можайский получил не бюрократическую отписку, а развернутый анализ положений своего прожекта. Утратив часть присущей ему в молодости гибкости мышления и закостенев в своих воззрениях, он не мог не признать убедительности отдельных доводов, которые излагал штабс-капитан. Александр Федорович ощутил двойной удар. Отказ от казенного финансирования дополнился леденящим душу сомнением — может быть, действительно в его расчетах есть роковые ошибки, и снаряд не полетит даже с мощными двигателями Обуховского завода.

— Георгий Дмитриевич, вы доложили Петру Семеновичу о выводах комиссии? — спросил у штабс-капитана хозяин просторного кабинета, генерал от инфантерии Обручев. Как начальник Главного штаба, он по должности являлся председателем Военно-ученого комитета. Сей комитет не распределял министерских фондов и лишь готовил предложения военному министру генералу Ванновскому.

— Никак нет, Николай Николаевич. После вашего утверждения и доклада господину министру решение о закрытии прожекта Можайского станет свершившимся. В письме на высочайшее имя контр-адмирал особо подчеркивал, что участники предыдущих комиссий не прислушались к его аргументам.

Начальник штаба одобрительно глянул на своего помощника. Штабс-капитан правильно уловил диспозицию и подготовил процедуру, после которой у назойливого изобретателя не будет оснований вновь беспокоить его императорское величество жалобами на бюрократизм Военного министерства.

— Спасибо, Георгий Дмитриевич. Распорядитесь, подать нам чаю. А мы послушаем уважаемого Александра Федоровича, какие он может привести возражения, — Обручев специально смягчил официозно-казенный тон, заданный канцелярским языком заключения комиссии. Да и сидевший перед ним отставной контр-адмирал, пусть и доросший по военному делу до четвертого класса в табели о рангах, никакого отношения к сухопутной армии никогда не имел, по возрасту был окончательным нонкомбатантом и представлялся генералу практически партикулярным лицом.

Можайский не притронулся к чаю и бросил хмурый взгляд из-под седых кустистых бровей на вертевшегося у окна моложавого штатского, представленного как «господин Самохвалов, воздухоплаватель».

— Простите, сударь. Далее речь пойдет о секретных делах военного воздухоплавания.

Штатский улыбнулся, но за него ответил генерал:

— Полноте, Александр Федорович! В ближайшие годы военное применение вашего детища едва ли состоится. А бесценный опыт полетов Петра Андреича поможет сделать правильные выводы.

— К вашим услугам, — еще раз осклабился тот.

Можайский вздохнул и решил не перечить по мелочам. Лишь бы доделать аппарат, а потом он покажет и генералам, и самоуверенным штафиркам, насколько грозен будет его снаряд в воздухе.

— Милостивые государи! Я благодарю вас за внимательное ознакомление с моими документами. Признаю, в таком новом деле невозможно все проблемы решить уже при постройке первого снаряда. Посему неизбежны неисправности, аварии и переделки конструкции. Однако я полагаю, что для нашей армии и флота, а также первенства России в постройке воздушных кораблей тяжелее воздуха мы должны двигаться вперед. Первопроходцам всегда трудно.

— Извините, Александр Федорович. Мне кажется, у господина Самохвалова есть свои соображения по поводу новизны вашего прожекта, — перебил Обручев. — Петр Андреевич, будьте любезны.

Воздухоплаватель, игнорируя выделенное для него кресло, начал расхаживать вдоль окон, вещая и размахивая руками. Его метания выходили за всякие рамки учтивости, но юродивые энтузиасты безумных дел всегда пользовались некими привилегиями наравне с артистами, писателями и прочими творческими индивидуумами, коих вредно загонять в предустановленные рамки. Несмотря на тридцать — тридцать пять лет возраста, которые Можайский ему дал по первому впечатлению, по имени-отчеству звать сей персонаж было неловко. Скорее — Петя, в близком кругу таких называют Петюнчик или еще как игриво. И такое существо участвует в решении судьбы русского воздухоплавания? Куда катится Россия!

— Идея полета на аппарате тяжелее воздуха не нова. На воздушном змее многие поднимались и до вас, Александр Федорович. Китайцы уже лет восемьсот так делают. Но это — не полет. Стоит перерезать веревку, змей отвесно падает на хвост. Он не умеет парить в воздухе без привязи. Безмоторные парящие аппараты — также не новость. Французы их называют «планеры», англичане — «глайдеры». Во Франции я летал на аппарате Жан-Мари Ле Бри. Вы не поверите, в эти несколько секунд над землей чувствуешь себя настоящей птицей. — Петр даже закрыл глаза, мысленно вернувшись в мгновения свободного полета. — Лет десять назад я видел один из экспериментов Луи Пьера Муйяра. Николай Андреевич Арендт, наш соотечественник, также совершил, по слухам, несколько удачных полетов, но с ним, к сожалению, я лично не знаком, — из щегольского кожаного саквояжа на свет появился зачитанный журнал «Знание» за 1873 год со статьей Арендта «К вопросу о воздухоплавании». — Не обижайтесь, сударь, но их аппараты гораздо уверенней держались в воздухе, нежели ваше изобретение.