Александр Быков - Стылый ветер

— Кого там черт несет, прости господи? — всплеснула руками Гретта. Женщины резво вскочили из-за стола и исчезли за перегородкой вместе с детьми и со всем ценным, что еще было на столе из еды.

Лошадиный топот и храп за окном. Густав пожалел, что отдал хозяйке топор, которым колол дрова. Этот топор лежал теперь на коленях старшего сына Отто. Сам старик, чуть отодвинув тряпичный полог, схватил пику, недлинную, в рост человека, и вышел за дверь. Младший Шварц оказался у окна. Он открыл ставню и, пристроив на коленях непонятно откуда взявшийся заряженный арбалет, внимательно вглядывался в ночную темень. Старуха суетливо тушила лучины.

— Двое. И еще двое. Верхом. Вряд ли разбойники. Пики у них, — оценил обстановку младший Шварц.

— Приветствую, Отто! — послышалось с улицы.

— А, это ты, Шульц... Что вдруг снова?

— Служба... Никто подозрительный мимо последнее время не шастал?

— Может, и шастал, да мне не рассказывал. Проезжайте мимо. Никаких новостей у меня нет.

— Не груби, старик. Полиция Христа шутить не любит. Если узнаем, что укрываешь кого...

— Господи помилуй, Господи помилуй, — зашептал Густав, нащупывая у себя под мышкой кинжал, — спаси и сохрани, ведь не отмашемся.

Третий голос вмешался в разговор за окном:

— Ты, герр Шульц, все грозишь. Все пугаешь. В своем рвении уже отличать перестал, где враги Господа нашего, а где честные христиане.

И снова голос хозяина хутора:

— А, это ты, Хорват. Поздорову ли?

— Вот, не сдох пока... Не слушай ты Шульца, старик. Господин офицер просто стесняется попроситься на ночлег, вот и лютует. А на самом деле мы промокли, устали, как черти, гоняясь по всей Крайне за врагами Господа, а теперь хотим согреться и выпить.

— Так что ж вы... Заходите, конечно. И коней сюда, в пристрой, зачем коням мокнуть?.. А я уж думал — не лихие ли люди. Вот, пику схватил.

Младший Шварц спрятал самострел, а его брат поставил топор у ножки стола, под рукой. Гретта снова запалила лучинки и принялась раздувать огонь в очаге.

В дом вошли четверо. Шульц — в широкополой кожаной шляпе и кожаном камзоле. Ножны его шпаги тенькнули о каменный очаг. Шевельнув квадратным подбородком, офицер недоверчиво вперил свои рыбьи глаза в Густава, Франко и Ольгу. Неторопливо засунул большие пальцы за шелковый кушак, из-за которого выглядывали рукоятки двух пистолетов.

Следом ввалились еще трое. В синих кафтанах с разворотами, в меховых шапках с высокой тульей, красным околышем и зеленой инквизиторской кокардой. Полиция Христа. Пики поставили у двери. Плащи и шапки повесили сушиться у очага, сабель, однако, отстегивать не стали. Одетый богаче других, гладко выбритый, с сединой в волосах воин, похлопав офицера по плечу, сказал ему по-немецки:

— Успокойся, Шульц. Раз уж старик Отто приютил у себя этих троих, значит, на то есть причины... Сядь-ка лучше к очагу, погрейся... Скажи, Отто, есть ли у тебя для сугреву что-нибудь кроме огня в очаге?

Старик Шварц открыл было рот, но вперед влезла Гретта:

— Бочонок пива в Висе, я слыхала, стоит два талера.

— А хорошее ли пиво? — спросил, улыбнувшись, воин.

— Это деньги его святейшества, Хорват, — пробурчал офицер, но как-то неубедительно. Он тоже повесил плащ и шляпу над очагом и сел поближе к огню, однако глаз с троих бродяг не спускал.

— Так мы их на нужды его святейшества и потратим. Ведь не гоже, если солдаты Святой Инквизиции, промокнув на службе, схватят простуду.

Уверенная улыбка. Тонкие губы и благородный, с горбинкой нос. Чуть припухшие, наверное от постоянной бессонницы, веки и черные, насколько это можно разглядеть в полутьме, глаза.

Откуда это во мне? Ни разу раньше не слышала подобных стихов. И что они значат? Почему только одного взгляда на него было достаточно?»

Увидев, что Ольга смотрит на него, Хорват хитро подмигнул. Отто уже поставил бочонок у очага и, попробовав обе монеты на зуб, стал сбивать с бочонка крышку.

Отхлебнув из первой кружки, Шульц снова вперился в Густава взглядом и спросил по-немецки:

— Имя? Чем занимаешься?

— Рассказывай: кто ты и как здесь очутился, — перевел на славянский Хорват и, достав из поясной сумки шмат копченого сала, стал не торопясь нарезать его.

— Густав Везер. Торговец. Путешествую, — по-немецки ответил Густав.