Роберт Сойер - Люди

— Однако это вашими стараниями портал между нашим миром и миром Мэре открыли снова. — Он замолчал, оставив фразу висеть в воздухе, и в конце концов Понтер ответил:

— И вы считаете, что причина в этом? Что меня не заботили последствия такого шага для нашего мира? Что всё, о чём я беспокоился — это мои незавершённые отношения?

— Так скажите мне, — мягко предложил Селган.

— Всё было совершенно не так. Нет, конечно, существует некоторое поверхностное сходство того, что случилось между мной и Класт, и того, что произошло между мной и Мэре. Но я учёный. — Сердитый взгляд его золотистых глаз впился в лицо Селгана. — Настоящий учёный. Я понимаю, где имеется истинная симметрия — не в этом случае — и умею отличить её от ложной аналогии.

— Но вы в самом деле оказывали давление на Верховный Серый совет. Я видел это по визору, как и тысячи других людей.

— Да, но… — он замолк.

— Но что? О чём вы тогда думали? Чего стремились достичь?

— Ничего — кроме того, что считал наилучшим для своего народа.

— Вы в этом уверены? — спросил Селган.

— Разумеется, уверен! — рявкнул Понтер.

Селган молчал, давая Понтеру прислушаться к эху его собственных слов, отражённому от полированных деревянных стен.

Понтер Боддет признавал, что ничто из пережитого им ранее — по сути, ничто из пережитого кем бы то ни было в его мире — не было настолько пугающим, как его перемещение в странный параллельный мир, куда он прибыл в полной темноте и едва не утонул в гигантском водяном баке сразу по прибытии.

Однако из всего пережитого им ранее в этом мире вряд ли что повергало его в такой ужас, как выступление перед Верховным Серым советом. Ведь это был не просто местный Серый совет; Верховный Серый совет управлял всей планетой, и его члены специально приехали сюда, в Салдак, чтобы встретиться с Понтером и Адекором и увидеть квантовый компьютер, с помощью которого уже дважды открывался портал в иную реальность.

Никто из членов Верховного Серого совета не был моложе 143-го поколения, то есть на двадцать лет старше Понтера. Мудрость и опыт, а так же, при определённых обстоятельствах, злобное упрямство достигали в этих людях наивысшего расцвета.

Понтер мог просто бросить это дело. Никто не заставлял их с Адекором снова открыть портал в другой мир. В самом деле, никто на свете, кроме, может быть, той женской группы из Эвсоя, не смог бы их уличить, вздумай они утверждать, что открытие портала оказалось невоспроизводимой флуктуацией.

Однако возможности для торговли между двумя мирами были слишком велики, чтобы Понтер мог их проигнорировать. Обмен информацией был возможен совершенно точно: знания народа Понтера о сверхпроводимости в обмен на, скажем, космические технологии глексенов. Но вдобавок к этому был возможен и культурный обмен: произведения искусства этого мира на произведения искусства того; скажем, дибалат итеративного эпоса на, скажем, пьесу того же Шекспира, о котором часто слышал в том мире; скульптуры великого Кайдаса на полотна глексенских мастеров.

Разумеется, думал Понтер, он действовал исключительно из этих благородных побуждений. Разумеется, он не имел никаких личных выгод от возможного открытия портала. Да, была Мэре. Но Мэре, без сомнения, не могла быть по-настоящему увлечена существом, настолько отличным от привычных ей мужчин — волосатому там, где мужчины её вида безволосы, приземистому и кряжистому, тогда как большинство глексенов худые и стройные, существом с надбровным валиком, выпирающим над глазами золотистого, а не голубого или коричневого цвета, как у большинства представителей её вида.

У Понтера не было сомнений, что Мэре действительно страдает от травмы, про которую говорила, но это наверняка была не самая главная из множества причин, по которым она отвергла его поползновения.

Но нет.

Не так.

Их по-настоящему тянуло друг к другу. Взаимно. Сквозь границы биологических видов и мировых линий, эта тяга была реальной. Понтер был в этом уверен.

Но будет ли лучше, если контакт возобновится? Он хранил и лелеял свои воспоминания о проведённых с ней днях — и это были только воспоминания, поскольку имплант-компаньон не мог ничего передавать в архив алиби с той стороны. Мэре существовала лишь в его воображении, его мыслях и снах; не было никакой объективной реальности, с которой можно бы было сравнить её мысленный образ, за исключением нескольких мгновений, в течение которых она попала в поле зрения робота, спущенного Адекором в портал, чтобы позвать Понтера домой.