Валерий Елманов - Битвы за корону. Прекрасная полячка

Потому-то я и изобрел благовидный предлог для спасения Квентина, предложив царю, что сам поеду к самозванцу и соберу достоверные сведения о том, как тот во время пребывания в Речи Посполитой тайно перешел в католическую веру. Тогда, дескать, народ сам от него отвернется. Ну а во избежание подозрений в отношении меня нужен весомый предлог для побега. И таковой имеется, если я убегу, якобы спасая своего товарища-иноземца.

Мой расчет был убить одним выстрелом двух зайцев: спасти шотландца, а заодно уболтать новоявленного претендента на корону бежать куда подальше за границу, профинансировав его проживание за счет царя. Бориса Федоровича я надеялся уговорить позднее. Государь поначалу согласился, но пришла весть о победе царских войск под Добрыничами, и он отверг мою идею. Пришлось самостоятельно организовывать побег Дугласа из-под стражи. Вместе с ним я и прибыл в Путивль, где Дмитрий отсиживался после своего поражения.

Увы, войти к Дмитрию в доверие до смерти старшего Годунова я успел, а вот убедить его бежать — нет. Единственное достижение — удалось уговорить его написать грамоту царевичу Федору, в которой он обещал сделать младшего Годунова своим наследником и престолоблюстителем, если тот распахнет перед ним ворота столицы. Под благовидным предлогом передачи его послания я отправился в Москву, рассчитывая успеть заручиться поддержкой полка Стражи Верных, благо что к тому времени успел обучить их многому. Однако стоило мне прибыть в полк, как за мной установили слежку люди Семена Годунова — ближайшего царского советника, опасавшегося конкуренции с моей стороны. Он-то, пользуясь своей властью, улучив момент, сунул меня в тюрьму.

Просидел я в ней чуть ли не месяц, потеряв время, столь необходимое для принятия мер по защите семьи Федора. Освободили меня оттуда москвичи и… казаки, которые отвезли обратно к Дмитрию, стоящему уже под Серпуховом. Вернувшись к новоиспеченному царю, я понял, что миловать младшего Годунова тот не намерен. Сказалось нашептывание бояр, прибывших на поклон к новому государю.

Я ухитрился сбежать. Расправу над Годуновым и его матерью мне удалось предотвратить в самый последний момент, да и то не полностью — всего-навсего оттянуть ее. Но когда я настраивался принять последний и решительный бой, подоспел на выручку заранее предупрежденный мною полк Стражи Верных. А еще в тот день я впервые увидел царевну Ксению и… влюбился.

Спасти-то Федора получилось, но Русь к тому времени чуть ли не полностью перешла на сторону новоявленного претендента на престол. Годунов по моему настоянию добровольно отступился от царской короны. Правда, теперь он имел определенные гарантии — пригодилось письмо Дмитрия. В день покушения на Федора я торжественно огласил его с Царского места, расположенного близ Фроловских ворот на Пожаре. [1] Царское место ныне известно как Лобное, Фроловские ворота — ныне Спасские, Пожар — Красная площадь. Согласно ему получалось, что бояре переусердствовали, и москвичи, облегченно вздохнув (самим стало не по себе, когда увидели, как идут убивать царскую семью), по собственному почину растерзали виновных.

Сохранение двух жизней — юного Годунова и его матери Марии Григорьевны — стало первым крупномасштабным изменением в истории России. Дальнейшие события понеслись по нарастающей. В немалой степени популярности Федору, пока он правил в Москве в ожидании Дмитрия, прибавили и его суды, которые он вершил как престолоблюститель. Не скрою, я помогал, но исключительно в предварительной работе.

А тут и радость — вернулся из дальних странствий Алеха. Бывший детдомовец угодил в это время даже чуть раньше меня, и я пристроил его к делу. Борис Федорович Годунов весьма заинтересовался заморскими овощами, о которых я ему рассказал, и мне удалось уговорить его отправить за ними Алеху. Ну и заодно за художниками и разными умельцами-мастерами.

Тот успешно справился со всеми поручениями, привезя и людей и семена. Были там семена помидоров, кукурузы, подсолнухов, но главное — картофельные клубни. А на Руси появились английский философ Фрэнсис Бэкон, предназначенный в качестве учителя философии для царевича, художники Рубенс, Хальс, Снейдерс и большущий любитель выпить итальянец Микеланджело. Нет, не Буонарроти, а другой, Меризи да Караваджо, но тоже очень талантливый. Привез Алеха и множество мастеров, включая стеклодувов, и три подзорные трубы.

Однако пришло время уезжать в Кострому, которую Дмитрий отвел Федору для его проживания. И новая проблема. Государь вознамерился оставить в столице сестру и мать моего ученика. Якобы как заложниц, но на самом деле он явно положил глаз на Ксению. Мне удалось незаметно подменить ее другой девушкой, а когда Дмитрий разобрался, оказалось поздно — царевна на струге вместе со мной плыла к Костроме.