Квинт Лициний

— Это как..?

— А вот так, Борь, а вот так… — с удовольствием откликнулся Андропов.

— А вот не постесняюсь задать вопрос, — Иванов взвесил папку в воздухе. — Юра, это что, на полном серьёзе?

Андропов молча кивнул.

— Тятя, тятя, наши сети притащили мертвеца, — невнятно забормотал Иванов. — Врите, врите, бесенята… — и с удвоенной скоростью принялся поглощать информацию.

Перелистнул последнее экспертное заключение, пару секунд побуравил ничего не видящим взглядом коленкор папки, потом быстро её захлопнул, прижал, обхватив двумя руками, к груди и отчаянно закрутил головой:

— И не просите, вашбродь, не отдам!

— Ну почему!? — патетически воскликнул Андропов, всплескивая руками. — Боже, ну почему, за что!? У всех, ну, буквально, у всех, доверенное лицо – серьёзный, солидный, вменяемый человек, а у меня… — и он процедил чуть ли не по слогам, артистично изобразив омерзение. — А у меня – Иванов!

— Такая у тебя, Юра, хламида, — поучающе сказал Иванов. — Терпи, атаманом будешь.

Они посерьёзнели.

— Да… Пожалуй, я ошибся, — огорчённо сказал Иванов и коротко задумался. — Два. Только два…

— Что два? — не понял Андропов.

— Только двух человек могу под такое привлечь. Увы…

— Это очень хорошо, — оценил Андропов. — Ровно в два раза больше, чем у меня. Вот, кстати, ещё свежачок, — он извлек из кармана лист. — Сегодня на ленинградском главпочтампте изъято. Само письмо на экспертизе, это текст.

Иванов прочёл, задумчиво потеребил ухо и начал рассуждать вслух:

— Не, ну если мне задачу поставят, я Нью-Йорк выключу, не суперсложно… Но вот заранее просчитать на сколько именно часов… То же самое с пожаром в посольстве. Надо будет – полыхнёт, и именно на тех трёх этажах, хотя это заметно сложнее, чем Большое Яблоко загасить. Но вот предугадать, что при этом случится разлёт документации, да указать по каким именно улицам… да за три месяца вперёд… Давай, Юр, подождём-посмотрим, как они это делать будут?

— Угу. Всё так. Золото, кстати, за месяц после четвёртого письма припало в Лондоне на семь процентов.

Иванов быстро листанул папку, нашёл нужное письмо и вчитался.

— Хм… Прикупить, что ли… Выходы есть.

— На твоё усмотрение. И ещё… Первое письмо открой, вторую страницу, где про Митрохина. — Андропов подождал, пока Иванов найдёт и прочтёт нужный абзац. — Его три недели Бояров вертит так и сяк. Про всё уже рассказал в мелких подробностях, кроме одного – кто ещё знал про бидон. С одной стороны, может быть и врёт – одно дело умысел на предательство, другое – само предательство. Но, помня про драгоценности в пакете муки из второго письма, про киноплёнку с садистскими записями, — он сделал ещё одну паузу, — а МУР и главное следственное управление всё указанное в том письме уже нашли, он, может, действительно никому и не говорил. Но в этом надо быть уверенными. В общем, забирай себе, работать можешь предельно жёстко, но ответ получи. Потом мне предложение по закрытию дела.

— А фальшивомонетчик этот? Один работал? Тоже взять в разработку?

Андропов отрицательно качнул головой:

— Нет. Допрашивать, конечно, допрашивай, сколько хочешь, но исключительно в обычных рамках. Там приписку помнишь по нему, про милосердие? Мы должны быть очень отзывчивы к просьбам этого «Сенатора», — он подумал и добавил. — По сути, это единственное пожелание, которое нам пока выставлено за весь объём информации.

— Угу, согласен, — кивнул Иванов. — Тут жаться не стоит.

— Этот тип, кстати, действительно оказался интересен. Самородок, каких мало, да ещё и почти бескорыстный. Думаю, дать условно и пристроить в ОТО, пусть теперь, наоборот, ловит фальшаки.

Иванов весело рассмеялся:

— Получается, и тут мы в плюсе?

— Угу… А вообще, — Адропов неопределенно взмахнул рукой. — Есть мысли?

Иванов открыл рот, собираясь что-то ответить, но вместо этого издал какой-то неопределенный звук и задумался.

— Знаешь, я, Юр, пожалуй, воздержусь – чтобы не было потом мучительно стыдно, — и он наморщил лоб. — Спектатор, это ж, вроде, наблюдатель? Спектр, спекулянт, спектакль… Найду я этого театрала. Не сразу, но найду. Обещаю.

Солнце летней птицей билось в наглухо закрытые окна кабинета, но этот человек предпочитал рабочую тишину, лёгкий полумрак и отсутствие сквозняков. Он опять неважно себя чувствовал и предыдущую ночь провёл в палате правительственной больницы, что на Грановского, но доктора так и не уняли тянущую в левом локте боль, и поэтому яркий свет вызывал сегодня особое раздражение. Впрочем, он умел себя контролировать и никогда не выплёскивал свои проблемы на окружающих. Недостойно это, особенно учитывая его положение.