Квинт Лициний

— Паш, — шепнул чуть слышно. — Ты мне веришь?

Паштет посмотрел на меня расширенными зрачками и заторможено кивнул.

— Сиди и молчи, спросят – ничего не было, не задумывайся даже. И Томе с Иркой передай, — я оглянулся на встревоженных девчонок и быстро начирикал короткую записку.

— Итак, — продолжал тем временем распинаться партайгеноссе. — Пусть тот комсомолец, который притащил эту гадость в школу, объяснится сейчас перед своими товарищами. А потом заслушаем тех, кто его не прервал, не схватил за руку, и не сообщил об этом возмутительном происшествии куданадо, — последнее слово он произнес слитно, возбужденно тряся в воздухе листом бумаги, а потом бросил донос на стол перед собой. Тыблоко тут же перекосилась вбок и принялась жадно вчитываться.

«Интересно, — подумал я, готовясь встать. — Есть ли там про Тому, и знает ли Тыблоко про её дядю?»

— Ну, — инструктор, не находя себе от возбуждения места, дёргано перемещался вдоль доски. — Что, нет смелых? Как антисоветчину рассказывать, так смелые, а как держать ответ – в кусты?!

Тыблоко дочитала донос примерно до середины листа и, вздрогнув, посмотрела на Тому, а потом повернулась к Хорьку и замахала рукой, безуспешно пытаясь привлечь его внимание.

«Есть. Знает», — понял я с удовлетворением и, сжав на прощанье Паштету предплечье, поднялся с места и направился к доске. Тыблоко с удивлением воззрилась на меня, а Антон поверх бледной зелени пошёл ярко-белыми пятнами.

Я вышел, выполнил чёткий разворот через левое плечо, неторопливо провёл взглядом по лицам товарищей и спокойно улыбнулся. Господи, хорошо-то как! Как хорошо не бояться!

— Ребята, — начал я задушевно, — и девчата! Недели три назад я пошёл в баню на Шкапина. Попарился так хорошенько, взял шайку, намылил, понимаешь, голову. И тут какая-то сволочь возмутительный анекдот рассказала. Пока мыло смыл – нет уже никого вокруг. Поверите, — я прижал ладонь к груди, — ночь потом не спал, так на душе от возмущения всё кипело! — по лицам наиболее сообразительных поползли понимающие усмешки.

— Утром не удержался и поделился своим возмущением с комсомольцем Лейтманом, — все дружно повернулись и оценивающе посмотрели на поражённо застывшего Лейта, а я тем временем исподтишка показал кулак порывающемуся вскочить Паштету и скорчил ему зверскую рожу.

— Вот. Всё, — закончил я и, глумливо улыбнувшись, шаркнул ногой.

Тыблако наклонилась вбок и сильно дёрнула за рукав ошалевшего от моей наглости инструктора, буквально подтягивая его к себе.

«Идиот, — клянусь, именно это слово я прочёл в шевелении её губ, прежде чем, нагнувшись, он закрыл видимость. Она что-то жарко зашептала ему на ухо и экспрессивно ткнула пальцем куда-то в донос, чуть не проткнув его. Хорек сдулся на второй фразе. Только что это был победитель, готовый, изгаляясь, вдоволь помурыжить жертву, и вот это уже какое-то недоразумение, жалкий преющий обмылок с бегающими глазками, переминается, нервно теребя подрагивающими пальцами несвежую манжету.

Я с победной ухмылкой в упор посмотрел на ещё ничего не понявшего Лейтмана, а потом сделал пару шагов в бок и сгрёб лист со стола:

— Ого, — быстро, даже не читая, лишь бросив взгляд наискосок текста и выцепив нужные фамилии, произнес я ключевую фразу. — Да тут корыстный оговор, а не сообщение честного комсомольца! Татьяна Анатольевна, — я с возмущением посмотрел на Тыблоко. — Это всё из-за объединения классов! У Паштета… э-э-э… извиняюсь, у Паши, средняя оценка чуть лучше, чем у Лейтмана. И они оба на грани прохождения в девятый.

Тыблоко понимающе дёрнула уголками рта, властно изъяла у меня донос, а потом с укоризной посмотрела на Хорька:

— Сергей Иванович, надо было сначала ко мне с этим зайти… — и тряхнула листком.

Он сокрушенно развел руками, признавая как свою ошибку, так и её право на выправление ситуации. Тыблоко удовлетворённо кивнула, со значением посмотрела на Тому и, отрицательно покачивая головой, уточнила:

— Афанасьева, ты ведь не слышала, чтобы кто-нибудь при тебе рассказывал политический анекдот?

За спиной Тыблока затряс головой бледный инструктор.

— Нет, — ровно улыбнулась Тома.

Веселов шумно выдохнул, и пятна покинули его физиономию, переселившись на перекошенную рожу Лейтмана, только теперь они были не белые, а ярко-красные.

Выходя вслед за расслабленным Хорьком из класса, Тыблоко мне подмигнула, а Антон откровенно облапил, и это могло бы показаться странным для секретаря комсомольской организации школы – только что мне объявили замечание за политическую наивность, но Веселову было сейчас не до тонкостей этикета.