Лев Соколов - Своя радуга

***

Пролог второй.
1237-й. Межислав.

Кружится снег, падает, оседает ласково на землю белую. Ей, земле, рассвет с неба с каждым мигом белизны добавляет. То далекое солнце шлет свою утреннюю весть; сперва занимается с краю неба заря пурпурная, потом от каждой вещи тени длинные растут, а скоро и ясный день золотом над полем разовьется… Стих острый ветер. Снежинки парят на землей, как ангелы на крылах, и покрывая землю, пытаются сокрыть людские дела, чтобы глядя на них не плакал Бог.

На большом крутом холме, присев на край саней-розвальней, сидит молодой воин. Звать его Межиславом. А по-тайному, по крестильному имени, он Семен, но да о том, как и положено, мало кто ведает. Сидит Межислав, отложил в сторону щит железом окованный, отложил острый топор, ножны с мечом, поудобнее на живот устроил. Тих и задумчив, о своем думает. Лишь иногда шевельнется, чтобы стряхнуть снег, сединой оседающий на ощипанную короткую бородку, да поведет размять могучие плечи. Накинутый для тепла поверх чешуйчатого пансиря тяжелый овчинный полушубок, давит, вместе с весом доспеха купно спину гнет. Если бы не теплая поддоспешная фофудья, глядишь до синяков бы плечи промяло. И снять бы, да нельзя…

Смотрит Межислав на поле, покрытое припорошенными снегом людскими телами. А мысли его бегут вдаль по годам. В прошлое. Когда все что должно сделано, и остается только ждать, тогда память сама свою книгу открывает. И листая страницы без твоего спроса, останавливается на тех, где записано для тебя самое важное.

***

Вот видит себя Межислав, еще унным отроком молодшей дружины князя Юрия Ингваревича. Князь по совету бояр, впервые взял Межислава сопровождать себя на княжий выход. Это сейчас зима поля укутала, месяц студень землю морозом оковал, а тогда… Тогда ярилась весна. Солнце теплом ласкало, черные леса оделись смарагдовой зеленью, красные новыми иголочками опушки помолодили. Память все хранит, а главное хранит – гордость. Едет князь во главе поезда, выступают за ним бояре, – нарочитые мужи, узорочье рязанское! Мало их, да зато каковы! Кони под ними борзы да люты, прочной уздой, дружбой со всадниками смирены. Стучат по дороге копыта. Наборная упряжь перезвонцем серебряных решм звенит, с конских оголовий малиновым рокотом по округе разливается. Шпоры-остроги с сапогов звонкими голосочками подпевают. Убраны кони черпаками бархатными. Седла под боярами вызолочены, стремена высеребряны. Бояре все статны, вытянули ноги в стременах, спинами в такт конскому шагу качают. Сами ряжены в атлабас да бархат, всеми цветами как радуга одежа цветет! Пояса отделаны златом да басемным серебром, блестят украсы, перстни персты обвили. Сам князь впереди как красно солнце сияет! Сапоги на нем сафьяна червчатого, штаны бархата таусиннного, кафтан такни аксамитовой, да по той ткани канитель золотой да серебряной нитью бежит, затейливым узором меж собой встречается!

Чествуют люди князя Юрия Ингваревича, да не за украсную одежу, а за то как он себя в делах показал. Отец князя Юрия держит свой удельный стол в городе Новогороде на Остере. Сыну же дал он небольшой городок, чтоб набивал тот руки на бразды. Крепко взял малый свой городок Юрий Ингваревич. Люди им довольны, дружину он себе подобрал малую, но сильную. Казалось бы, не велик по богатству и уделу князь, а люди к нему охотно идут. Такого князя хоть на великий стол! Встречные, хоть по дороге идут, хоть на полях работу трудят, приветствуют князя с дружиною. Поздорову княже! Славен будь, Юрий Ингваревич, надежа и опора земли рязанской!