Дмитрий Дудко: Воины Солнца и Грома

Аскольд снисходительно улыбнулся.

— Да, мы тогда были отчаянными молодцами. А теперь мы — конунги Русиланда и можем заплатить тебе любую виру.

— Хотя, по правде сказать, ты всем обязан нам. Если бы мы не разорили твое гнездо, ты бы не пошел в дружину Рорика и не стал братом королевы и ярлом, — рассмеялся Дир.

В словах братьев не было и тени издевки. Сильные сами устанавливают себе законы — вот что вынесли они из викингских походов.

А Олег заговорил уже по-славянски. Слова, годами выношенные в душе, падали, словно удары молота.

— Вы не князья, и не рода княжьего. Это я — княжьего рода. А вот — Рюриков сын!

Серыми молниями сверкнули клинки Вылко и Радо, и два последних Киевича пали мертвыми на белый прибрежный песок. А из ладей уже выскакивали с мечами наголо словене, чудины, варяги… Из киевлян первым опомнился дородный седобородый боярин Житомир.

— Русичи! Отомстим за наших князей! Не пойдем под чухну белоглазую! Смерть Рюрикову ублюдку! Киевская дружина ощетинилась мечами. Вдруг из ее рядов вышел Милонег и стал лицом к своим, широко разведя руки.

— Стойте! На кого мечи подняли? Это же наш Радо. Дир его за правду из дружины выгнал. А вот Творимир, праведнее его в Киеве нет. От кого это Русь защищать — от таких же славян, как сами?

Один за другим дружинники вкладывали мечи в ножны. Житомир обернулся к варягам.

— Сыны Одина! Помните присягу! Но Скегги Задира уже ревел медведем:

— Что?! Умирать за двух дураков, да еще дохлых? Ноги нам пора уносить из этого Киева, пока горожане нас не разорвали!

Горечь и презрение исказили лицо боярина.

— Кончилась Русь! Некому ее оборонить. Не осталось в русичах благородной сарматской крови, одна рабья, славянская. И вера Христова вам на пользу не пошла. Так будьте же рабами язычникам, чухонцам, варягам! Только на это вы и годны!

— Ты бы про свой сарматский род вспомнил, когда чужую веру принимал, — сурово сказал Олег. — А теперь иди прочь от народа, который поносил. Иди в чащи, в трясины и молись там хоть Христу, хоть черту болотному!

Громкий стук копыт заставил всех обернуться в сторону города. Вдоль берега, отчаянно нахлестывая коней, скакали Михаил с Ильясом-сарацином. Владыка, в одной лишь забрызганной грязью рясе, со всклокоченными, разметавшимися волосами, походил на демона, вырвавшегося из ада. Соскочив с коня и увидев трупы князей, он поднял обеими руками панагию и громко возгласил:

— Грешники! Сыны погибели! Сейчас вы узнаете, что значит посягать на данных Христом благоверных князей… Бог явит ныне великое и грозное чудо…

— …Избавит людей от тебя, беса в людском обличье. — Радо шагнул вперед с Творимировой секирой в руке. — Я, боярин Радо Громович из рода Укиль, мщу тебе по правде за род свой.

Увидев священную секиру, Михаил с диким, звериным стоном упал на колени, закрываясь панагией. Сияющее лезвие разнесло икону и обрушилось на голову епископа.

— За Русь! За Болгарию! За всех погубленных тобой!

Недвижным трупом скорчился у ног громовича черный владыка Руси, и кровь смешалась с грязью на его рясе. С отвращением, будто раздавив мерзкую тварь, Радо отошел в сторону. Но тут же над мертвецом встала черная тень и приняла вид человека в черной с серебром хламиде, с бледным лицом, полным презрения ко всему миру.

— Невежественные варвары, вы способны победить мою телесную оболочку, но не мой дух. Не вашему глупому речному богу удержать его в амфоре. Не вам, рабам плоти, справиться с высшими духовными силами, которые вы неспособны познать. Молитесь своим богам-демонам или Христу — скорее они сжалятся над вами, чем тайные силы, которыми я владею. — И ольвийский иерофант зловеще вытянул руку, усаженную перстнями.

И тут, отстранив Радо, вперед вышел Творимир. Расстегнув вышитую сорочку, он двумя руками поднял перед собой маленький золотой оберег.

— Маркиан, сын Зенона! Да не станет ни тебя, ни души твоей!

Оберег вспыхнул ослепительно, будто маленькое солнце. Лицо Маркиана исказилось, призрачное тело задрожало и распалось на темные клочья, а потом и они растаяли без следа.

— В кого мы верили! Кого слушали! Черный Бес Киевом владел!

Дружинники срывали нательные кресты, швыряли оземь.

— Крест святой под ноги бросать — грех, то знак Даждьбога, — остановил их Творимир.

Ильяс воздел руки к небу, затем провел ими по бороде.

— О Аллах милостивый, милосердный, благодарю тебя за то, что избавил меня от рабства у этого проклятого!