Евгений Шалашов - Лихое время. «Жизнь за Царя»

– Ты что, Леонтий? За что ты меня так? Не ждал я от тебя… – От лютой обиды у воеводы задрожал голос.

Поняв, что ляпнул не то, Костромитинов обнял Котова за плечи:

– Ну, прости. Не сердись на старика. Сам знаешь – брякнешь что-нибудь, не подумав, а потом жалеешь… Ну, хошь, на колени встану?

– Ладно, – отмахнулся воевода, стряхивая слезу, набежавшую от незаслуженного оскорбления: – Не икона я, чтобы передо мной на колени падать.

– Спасибо тебе, Александр Яковлевич, – встал Костромитинов и поклонился в пояс.

– Подожди, Леонтий, присядь. И ты, князь, не вскакивай пока… Ну-ка, друг мохнатый, ступай себе, мышей лови… – Взяв кота в охапку, воевода снял со стола любимца, опустил на пол да еще и подпихнул ногой.

Тишка негодующе муркнул, но спорить не стал – подняв хвост, царственно удалился. Подобрав чарку, воевода вытер ее рукавом, сдул шерсть и разлил остатки вина. Закусив, Александр Яковлевич изрек:

– Я чего спросить-то хотел, Данила Иваныч… Тебе сколько людей нужно?

– Нужно – десять тыщ. Для начала…

– Это куда тебе столько? – вскинул брови воевода. – Воевать собрался?

– У Сигизмунда тыщ десять пехоты да гусар столько же. Но, – вздохнул Мезецкий, – десять не прокормить. Думаю, к концу месяца тыщи две соберу.

– Сколько дать можем, а, Леонтий? – повернулся Котов к дворянину.

– Стрельцов – сотни две да дворян служилых, с сотню. Больше никак не получится, – прикинул Костромитинов. – Отдать больше, город ни с чем оставим…

– Ну, стало быть, две сотни стрельцов возьмешь. А дворян… Тех, кто сами с тобой пойдут, всех забирай. Что еще надо? Припас огненный, свинец, провизию, коней – все дам.

– Пушку бы еще, – попросил Мезецкий, решив, что пока дают, надо брать и просить еще… Чай, не для себя…

– Пушку… – задумался воевода, а потом махнул рукой: – Бери, хрен с ней! А, чего уж там – бери две. У меня все равно лишние. Могу еще деньжат подкинуть. Много не дам, но рубликов пятьсот подкину, на первое время хватит. Только, – вздел палец вверх Александр Яковлевич, – на деньги ты мне расписку напиши. Сам понимаешь – не свои деньги давать буду. Мне еще перед купцами ответ держать.

– Я тебе не расписку, а целую грамоту дам, с печатью Земского войска, – обрадовался Мезецкий.

– Если с печатью, так и всю тысячу дам, – кивнул воевода.

– Тебе бы, князь, к печати, да еще бы Кузьму Минина, – пошутил Леонтий.

– Печать есть, а Минина нет. Был мужичок похожий, да по дороге с ним хворь приключилась, помер. Хотел другого завести, да не стал. Решил – хватит самозванцев-то разводить.

– И правильно, – согласился Костромитинов. – В святом деле даже маленький обман – грех большой.

– Еще что скажу – ты, князь, в обитель поезжай, – посоветовал Котов. – Чтобы не шибко далеко была, но и не рядом. Можно – на Спасо-Каменный остров, а лучше – в Кирилло-Белозерский монастырь. Там и стены добрые, и игумен ляхов не жалует.

– В Кирилловский поеду, – решил князь и выжидательно посмотрел на воеводу: – Не подскажешь, как боярину Ивану Романову да Федору Шереметеву весточку дать?

– Как Романову? – опешил Костромитинов. – Ты что, князь Данила, не знаешь, что ли?

– А что? – насторожился Мезецкий.

– Так ведь убили обоих – и Романова, и Шереметева. Вроде затеяли они на Москве с ляхами биться, а потом бежали. Догнали их по дороге да убили… Ты чего, князь?

Мезецкий почувствовал, что сердце сжало, ровно медвежьей лапой. Если Романов убит – как же там Машки? Старшая и младшая…

– Воевода, девок покличь. Водички бы… – обеспокоенно проговорил Костромитинов.

– Ниче, – выдохнул Мезецкий, почувствовав, что боль вроде отошла. – Сомлел я что-то, – криво усмехнулся князь. – Устал… Водки плесните! Выпьем за упокой боярина Ивана Никитыча да боярина Федора Иваныча…

– Видно, крепко ты с боярами-то дружил… – сочувственно вздохнул Котов, поднимаясь с места и вытаскивая из иноземного шкапчика графин с водкой.

Выпив, Даниил Иванович немного успокоился и осторожно спросил:

– Вы, воеводы, больше ничего не слышали? Кто еще с боярами погиб?

– Может, кто и погиб, так про то неизвестно, – пожал плечами воевода. – Мы и про Романова с Шереметевым от ляхов прознали, что грамоту на город привезли. Холопы ихние по пьянке сболтнули. А ты про кого знать-то хотел? Может, поспрашиваем?

– Ладно, – махнул рукой Мезецкий, загоняя тяжкие думы о жене и дочери поглубже. Бог даст – все образуется. Нет – Его воля. Говорить о любимых с чужими людьми не хотелось.