Влад Савин: Страна Гонгури. Полная, с добавлениями

— В которой? — с интересом спросил матрос — давил я безжалостно контру, поскольку она, проклятая, сама подыхать не хотела, и даже временами наступала, искоренял я ее в двух ревтрибуналах, двух особых отделах и шести чрезвычайных комиссиях. И в той самой, по борьбе с контрреволюцией, еще — по борьбе с голодом, с сыпным тифом, с неграмотностью, с бесквартирностью, с бюрократизмом. Пальцев на руке уже не хватает, а сколько вражин в расход я лично вывел — и вовсе не счесть. Потому, как по науке арифметике трудового народа больше, чем паразитов — то если каждый убьет хоть одного врага, коммунизм уже и настанет! Дело нужное — а ты в которой был?

— А бог ее знает — ответил боец — все они одинаково виноватым билеты в один конец дают. Было это, когда декрет о ценностях церковных вышел. Приходим мы в лавру, длиннорясых всех в подвал согнали, а старший наш — к их главному, архиерею или патриарху, у входа двоих на часах поставил: меня и еще одного. Двери толстые, слов не разобрать, лишь голоса. Понять можно, что наш будто того уговаривает о чем-то, то грозит, то по-хорошему просит — а тот отвечает тихо, но упрямо. Долго так прошло — старший нас зовет. Мы входим, хотим уже того вести, и тут наш старший говорит — может еще подумаете, ваше святейшество? А тот — твердо так: не могу согласиться на богопротивное дело, потому как с богом там встречусь — и что ему скажу? Ну, отправили мы его к богу — как всех. Но сколько раз я видел, как за минуту до того даже мужики здоровые хуже баб воют, а тех поставили мы у стенки прямо там во дворе, так они на нас смотрели, будто сейчас не им умирать, а нам. Кому лучше знать — может, и впрямь там есть кто-то? Ведь верят же отчего-то — уж сколько лет!

Солнце заходило — небо горело желтым, оранжевым, багровым; на востоке же оно стало уже темно-синим, цвета густых чернил. Ветер стих, от нагретой за день земли исходило тепло; пахло лугом, сеном, травой. Горел костер, и в небе как искры загорались звездочки — одна, другая, третья.

— Нет бога! — заявил матрос — все лишь выдумки поповские, чтобы легче народ грабить. А на небе там никакой не рай — такие же солнца, как наше, только далеко. И живут возле них такие же люди, как мы. Верно, товарищ комиссар?

— Верно — сказал Итин — как есть другие континенты за океаном, так есть и другие планеты у далеких звезд. И живут там люди — может, кожа у них зеленая, или рост вполовину нашего — так ведь и в Африке народ на нас непохожий, а уж возле другой звезды… И правильно написал Гонгури — как у себя мы обустроимся, туда полетим, справедливость нашу нести. Может, помочь кому надо, своих эксплуататоров скинуть.

— Поможем — подтвердил матрос — пусть партия только укажет. Как у себя последних паразитов выведем, к звездам полетим, может быть и подсобить кому надо.

— Страсть как взглянуть на будущее то хочется — сказал кто-то из бойцов — так ли будет, как у Гонгури написано. Корабли летающие, города под стеклянными куполами. Выйдешь, глянешь — а небо цвета другого, и солнц на нем не одно, а три!

— Деревня! — насмешливо сказал матрос — куда выйдешь: ведь купол над городом оттого, что воздуха нет! Или — ядовитый он. Не сможешь ты там — под открытым небом.

— Зачем тогда туда лететь? — спросил боец — зачем город строить, ведь это ж сколько труда? Если все равно там — жить нельзя?

— А если там минерал ценный есть? — ответил матрос — как на Каре. Сам я там не был, но кто каторгу ту прошел, говорят: там даже крысы и вороны не живут. А люди — копают, в землю зарывшись, потому что рудники богатейшие; говорят, тот самый Гонгури их открыл, еще прежде чем в революцию пойти..

— Ад ледяной — сказал вдруг тихо Итин — вот, попы ад изображают: пекло, огонь, черти с вилами. Или же — холод. Лед, камни — и серое небо. Всегда серое — солнца не видно. Жизни — никакой нет. Лишь сто верст по реке, к югу — тайга. А мы бежали оттуда, вдевятером. Дошли — трое.

Все помолчали немного. Матрос сплюнул в костер, и продолжил:

— Таков-то был — зверский царизм. Ничего — это раньше нас туда гнали. Теперь мы — всякий контрреволюционный элемент.

— Нет уже там элемента, весь вымер — заметил кто-то — буржуи, к труду непривычные, и интеллигенты слабосильные, что с них взять. Друг мой в охране там был, рассказывал. Слухи ходят, трудармию туда пошлют, одну из новосформированных. Вот радость кому-то будет — войне конец, а вместо дома тебя на заполярные шахты! Или все ж брешут? Понятно, металл республике нужен — так ведь можно еще контры наловить?