Влад Савин - Страна Гонгури. Полная, с добавлениями

— А сейчас с ним что?

— Не знаю.

— Это как же? — спросил Итин — глянь, ребята все пишут, чтобы завтра с обозом отправить — на войне вести из дома, первое дело. Это ничего даже, что профессор — если за народ.

— Он мой отец — ответил Гелий — очень хороший и правильный. Всегда был прав, уча как надо. На деле прав — что после подтверждалось. Но выходило — я должен был слушаться, а не решать сам. Вот почему я ушел — чтобы вернуться, уже с ним наравне. С маузером на боку и звездой на фуражке. А до того — пусть он лучше не знает.

— Что ж, дело — сказал Итин — но все же напиши. Просто — чтобы знал, что ты жив. А то — война. Когда никто не ждет, плохо — но когда ждет и не знает, еще хуже.

Костер догорал. Закончил еду, бойцы расходились — пора было подумать о ночлеге, завтра надо было подняться с рассветом — и тем ценен был каждый час сна. Кто-то спускался к реке вымыть котелок, кто-то шел уже в сарай устраиваться спать. Завтра ожидался еще один день похода, такой же как и все. День — для дела революции, без лишних красивых слов.

Взяв гитару и мешок, Гелий ушел в сарай, со всеми. Итин взглянул ему вслед.

— Это хорошо, когда кто-то ждет, там — сказал он, обращаясь сам к себе — если есть, кому ждать.

Он вспомнил, как встретил Ее, в далекие годы подполья. Затем Итин сам попросил Комитет перевести его в другую ячейку — потому что жестокая реальность борьбы была такой, что дом и дети неизбежно вывели бы из строя обоих. Они встретились снова уже на съезде, том самом, перед Июль-Коранью, сидели рядом в президиуме, а после подошли друг к другу — и будто не было многих пройденных лет. Под утро, в холодном гостиничном номере, он предложил оформиться в орготделе, поставив в бумаги штамп.

— Зачем? — спросила она — исторически, семья была нужна лишь для передачи собственности; какое наследство у революционеров? Мы не успеем узнать своих детей — хотя может, так и лучше: как бы воспитывали их мы, не имеющие дома? Довольно, что мы есть, что мы можем встретиться, как сейчас — и пусть нам будет хорошо!

А наутро — был путь на Июль-Корань. Они вместе ехали в поезде — но по прибытии получили направления в разные полки; в приготовлении к битве видеться почти не удавалось. Когда они встретились в последний раз, в ночь перед штурмом, она сказала:

— Не верь, что меня нет, пока не увидишь сам — и я не поверю, пока не увижу тебя убитым. Если мы потеряем друг друга — обещай, что будешь ждать и искать, пока не встретимся снова.

Их было пятьсот двадцать семь — делегатов съезда, лучших а Партии. Они шли впереди строя, с красными знаменами — чтобы вести и воодушевлять. Чтобы враг не мог оставить бойцов в беспорядке — снайперами выбивая командиров. После штурма их осталось восемнадцать. И Ее не было — но не нашли ее и среди павших, кого удалось опознать, и никто из живых не видел, что с ней стало — с женщиной, идущей впереди всех, со знаменем вместо винтовки. На войне случалось всякое — бывало, что в строй возвращались те, кого считали погибшим. И Итин ждал — хотя прошло уже почти полгода. Когда он был в Петрограде, то приходил к строящемуся Дворцу Свободы — где они договорились встретиться, если потеряют друг друга. И надежда теплилась еще — как угли этого, почти уже потухшего костра.

— Поберегись, товарищ комиссар! — сказал подошедший матрос, выливая в костер ведро воды — все ж нехорошо, если пожар пойдет! После победы нашей — будет и в этой деревне комхоз!

Итин поднялся и отправился искать ночлег. Для него бойцы выбрали дом получше, в середине деревни. Разбуженные хозяин с хозяйкой стояли у печки, окруженные детишками. На столе горела свеча.

— Это кто? — спросил Итин, увидев на стене фотографию, на которой был изображен молодой парень в мундире старой армии.

— Старший мой — объяснил хозяин — с довоенных еще лет, как он срочную служил.

— И где он теперь? У нас, или у них?

— Убили его. Прошлой еще весной.

— Наши? Или — с погонами?

— А бог весть! — бросил крестьянин — пришли какие-то, как вы сейчас, с мобилизацией то ли с реквизицией. Он им слово поперек сказал — его насмерть и убили. Работящий был. Думали уж — женится, дом поправит.

— К нашим надо было идти, а не дома отсиживаться — сказал Итин — погиб бы, так за правое дело, счастье общее приблизив. Газеты возьми — правду нашу прочтешь. Грамотный?

— Мы люди темные — развел руками крестьянин — вы идейные, а нам — лишь бы прожить. При любой власти — пахать надо. Помирать собирайся — а хлеб сей. Так еще дед мой говорил — и я скажу…