Ты в тот же миг мне глотку перережешь!
Хотел меня вкруг пальца обвести --
Да воины твои болтливы слишком,
А я ведь понимаю по-испански!
Эрнандо:
Ну коли я тебя итак зарежу
Тебе какого чёрта отпираться?
Манко:
Чтоб золото проклятое лежало
Навеки похороненным в горах,
А не ласкало блеском ваши взоры!
Ты вероломен -- оставайся нищим!
Эрнандо:
Послушай, что тебя мне убивать!
Да, братья этого хотели бы, всё верно,
Но из тебя живого я ведь пользу
Могу извлечь, а мёртвый ты лишь падаль.
Коль пощажу тебя, ты дашь приметы,
Где золотую статую искать?
Манко:
Тебе не верю я, ты вероломен!
Ты рассказал об уговоре братьям!
Эрнандо:
А как бы в горы нас с тобою отпустили?
Манко:
Но ты же обещал не говорить!
Эрнандо:
С тобой не сваришь каши!
Отходит и говорит одному из испанцев полушёпотом:
Ты припугни как следует его,
Но не калечь! Он нам ещё понадобиться может!
Отходит за границу сцены. Испанец, которому дали указания, подходит к Манко и щекочет его горло ножом.
Ну, говори! А то поймёшь на деле
Какую острую куют в Толедо сталь!
Манко молчит. Второй испанец тоже начинают щекотать Манко. Тот стоически терпит.
Испанец:
Даю на размышление минуту
Или тебя пронзят кинжалы наши!
Узнаешь, какова на деле смерть!
В этот момент обоих испанцев пронзают стрелы, они падают замертво.
Манко (ликующе):
Узнал, вот такова она на деле!
На сцену выходят тавантисуйские воины.
Братья!
Воины с их предводителем во главе падают перед Манко ниц.
Не время для дворцовых церемоний!
Ведь вы не всех испанцев перебили,
Часть отошли, и вмиг вернуться могут
Так что бежим отсюда побыстрее!
Воины встают.
Но прежде должно обыскать испанцев
У них ключи от кандалов должны быть,
Да и оружие у них забрать не помешает.
Один из воинов( рассматривая испанский кинжал ):
Хороший ножик, ну а ружья нам на что?
Манко:
Я научу вас с ними обращаться!
Предводитель воинов (опять становясь на колени перед Манко) :
Помилуй, разве боги мы,
чтобы владеть громами!
Манко:
Не надо, встань с колен! Брось, Кискис,
Это глупо. Я помню, как ты ребёнком меня
На плечи брал!
Подходит и обнимает его.
Кискис:
Тебя ребёнком я любил как сына
Когда пошёл ты на поклон к испанцам
Тебя я мнил изменником презренным
Сейчас склоняюсь пред законным Первым Инкой!
Достойным сыном своего отца!
Манко:
Что в прошлом было, то теперь прошло,
Тогда врагов мы не могли разбить,
Народ наш, натерпевшись поражений,
Не мог на бой идти, но ныне -- может!
Я изучил испанцев хорошенько
Ещё нам наши предки завещали
Учиться у врагов, чтоб побеждать их!
Пойдём-те, братья, много дел у нас!
Манко, Кискис и забравшие всё оружие воины уходят со сцены.
Занавес.
Порой говорят, что в стране инков не владели искусством письма. На самом деле это было не так -- просто в Южной Америке не было ни крупного рогатого скота, чтобы делать из телят пергамент, ни растений, подобных папирусу, поэтому им было трудно найти какой-либо заменитель бумаги. Однако ламы в изобилии давали шерсть, комбинации из узелков нисколько не хуже иероглифов на бумаге передавали понятия и даже звукосочетания, так что кипу ничуть не уступало в плане передачи информации обычному иероглифическому письму
Фили?ппика(I в IV веке до н.э. (сохранилось четыре речи против Филиппа, причём четвёртую часто считают неподлинной). Филиппиками в подражание Демосфену Цицерон называл свои речи, направленные против Марка Антония (в 44-43 годах до н. э. им были написаны и дошли до нашего времени четырнадцать таких речей).
Под европейской юпаной Джон Бек, очевидно, имел в виду логарифмическую линейку.
Хуан Гинес де Сепульведа
Испанский богослов. Оппонент Бартоломео де лас Касаса в дискуссии, известной как Вальядолидская хунта.(1550--1551 г) Сепульведа был апологетом guerra justa ("справедливой войны"). Он полагал, что индейцы погрязли во грехе, и сопротивление их колонизации и обращению в христианство, свидетельствуют о порочности их природы и неспособности к человеческому мышлению. Соответственно, они много ниже испанцев, и должны занимать рабское положение. Защищал следующие тезисы:
Читать дальше