Леонид Смирнов: Умереть и воскреснуть, или Последний и-чу

Гора содрогалась в конвульсиях, ходила ходуном, подбрасывая нас в воздух вместе с выбитыми из склона глыбами. Я откатился в сторону, чтобы не раздавить своим весом Аньку. Теперь мои девочки как мячики скакали рядом со мной. Пыльные фонтаны били из земных недр, и вот уже горный склон затянуло удушающее бурое облако. Мы жмурились и надсадно кашляли.

И вдруг Настя стукнулась об один из скальных обломков и на мгновение ослабила хватку. Завернутая в одеяло дочка покатилась вниз по склону.

— Ига!!! — истошно крикнула жена.

Изо всех сил оттолкнувшись ногой от земли, я устремился вслед за Анькой. Сгруппировавшись, я упруго отскакивал от каменистых уступов. Я нагонял туго завязанный сверток и наконец поймал его в воздухе. Перед лицом возник сосновый ствол. Хрясть!

Свет померк. Когда я очнулся, землетрясение кончилось. Я лежал на спине, прижимая к груди Аньку, а в глазах кружились, кружились, кружились желто-красные стволы. В раскалывающейся от боли голове басисто гудели колокола, и мне казалось: еще немного — и она взорвется, как граната. Нос мой был расквашен, из рассеченного лба текла кровь, а мозги взболтались в гоголь-моголь. Пыль висела в воздухе, и мы трое чихали, кашляли, отплевывались…

— Игорь! — слабым голосом позвала Настя.

— Мы живы! — крикнул я, еще отнюдь не уверенный, что это так.

Черепушку мою стиснули стальные клещи. Охнув, я попытался сесть. Мир качнулся, едва не швырнув меня на переплетение корней. Я вцепился свободной рукой в злополучный ствол и с горем пополам сел. Привалившись к сосне, первым делом проверил, как там девочка. Трясущимися руками рассупонивал я свое сокровище. Анька теперь орала как резаная. «Кричит — значит, жива», — успокаивал себя я. С перепугу я никак не мог раскутать дочку, чтобы проверить, все ли у нее на месте.

Через минуту до нас пошатываясь добралась Настя, и дело сразу пошло на лад. Анька, как это бывает с маленькими детьми, упакованными в мягкие одежки, отделалась легким испугом.

Жена как-то умудрилась успокоить и начала кормить дочку. А я, заговорив боль и отряхнувшись, пошел искать вестового и наших лошадей.

Скорее всего лошади испугались землетрясения, сорвались с привязи и ускакали. Так что поначалу меня не слишком встревожило отсутствие Аббакума Сватикова. Правда, лошади могли поломать ноги, и тогда нам придется идти пешком.

— Бо-оря!!! — кричал я, сложив руки рупором. — Мы ту-ут!

Только звонкое горное эхо звучало в ответ. Отражаясь от соседних вершин, оно множилось, медленно затухая в заросшем лесом распадке.

Я тщательно обследовал место стоянки: хлебные крошки, оброненные Аббакумом-Борей, следы его сапог, отпечатки конских копыт, просыпавшиеся ячменные зерна, кучки подсыхающего конского навоза — уже часа два лежат. Ничего необычного.

И лишь странный след вел вниз по склону. Как будто четырех лошадей подцепили крюком подъемного крана и потащили с горы так, что их ноги едва касались земли, оставляя отметины лишь на самых высоких бугорках. Роль крана с успехом могло исполнить какое-нибудь огромное чудовище — вроде дракона или птицы-рок.

— Сва-ти-ков!!! — еще раз, уже без особой надежды, крикнул я.

Теперь эхо ответило кратко:

— Ов! Ов!

Меня кольнуло меж лопаток: это был знак.

— Пошли, — вернувшись, сказал я Насте. — Будем искать.

— Подожди меня, — устало произнесла она.

Настя с большим трудом встала с земли. Она едва передвигала ноги. Я прочитал еще один ободрительный заговор, и на сей раз он помог.

Я нашел конские тела в ручье. Шумливые струи бурлили и звенели, пытаясь смыть нежданное препятствие на пути к реке, но задача была непосильной. Стиснутая каменистыми берегами, вода боролась с грудой обглоданных скелетов.

Человечьего трупа там не было. Но я уже не надеялся — вдруг вспомнилось одно из моих многочисленных видений: мы с Настей устало плетемся по тайге, и Сватикова с нами нет. Вспомнил слишком поздно. Эх, не надо было брать его с собой!..

Я искал вестового и в густом ельнике, и на проплешинах горного склона — меж причудливо обглоданных дождями и ветрами камней. Я обнаружил его там, где меньше всего рассчитывал: Аббакум висел на верхушке одинокой сосны. Судя по его лицу, умирал он долго и трудно. Враг не преминул ударить на прощание — чтоб мы навек запомнили Мировой Мицелий…

Я вскарабкался вверх по стволу, снял труп, перерезав упругие жилы, которыми он был привязан. Затем я похоронил Аббакума Сватикова, завалив тело каменными обломками.