Юрий Корчевский - Атаман. Гексалогия

Татары загалдели оживленно, предвкушая удовольствие от возможности беспрепятственно устроить кровавое побоище, и, не слезая с коней, стали целиться по головам воинов, готовые выпускать в минуту до десятка стрел. Вот только минуты этой я им не дал. Только они выпустили по стреле, вскинув луки, как я скомандовал:

— Пали!

Когда дым рассеялся, мы увидели, что пятнадцать пищалей не хуже пушки выкосили дозор — жаль, что не всех разом. Несколько всадников успели доскакать до ближней рощицы. А мы — хвать за стремена у лошадей, и — в воду. Чего ждать? Пока очухаются татары, нас уже и след простыл.

Переправились, проверили людей — налицо почти весь полк. Недосчитались троих. Стрелы ли татарские тому виной, или сами утонули, неосторожно отпустив стремя коня и наглотавшись волжской воды — кто знает?

Мы обсушились у костров, натянули одежду. Одеваться торопились, потому как комары да оводы заели. А в поддоспешнике войлочном — поди, прокуси!

Добрались до Нижнего — до главного лагеря, где и собирались в начале похода. А полков наших уж и след простыл — разошлись, отправились по своим городам. Только оставались пришедшие вчера пехота да обозы.

Мы сдали знамена, тулумбасы, трубы и — по домам.

Я с горечью оглядывал свой личную дружину. Мало, очень мало осталось, и главное — за что людей положил? Ни Казани не взяли, ни трофеев. Умылись только кровушкой. Но и татарам кровь пустили, почитай — всю элиту выбили.

А за моей дружиной дружина коломенская следует — хорошо, если половина осталась. Да и чего другого ожидать: пушек уберечь не сумели, пищалей мало совсем, только в личных дружинах, да и то далеко не у всех бояр — дорого, да и боялись их применять, непривычно для многих это оружие. А будь у нас хоть пара пушек на Итяковом поле, поход мог бы закончиться победой и куда меньшей кровью.

Горько на душе, аж напиться до беспамятства хочется. Почему личная храбрость ратников должна была выручать там, где отсутствовала четкая планировка похода со стороны главного воеводы. Я хоть и князь, а все же только исполнитель. Почему-то у тех же татар организация получается пока лучше. Я уверен — сведи в бою нашего и татарского воина один на один, наш одержит победу. Тогда вот почему нас бьют — что в прошлогоднем походе, что в нынешнем? Сил было много: численность только воинов достигала ста сорока тысяч, да пушки, суда, припасы — и все равно едва ноги унесли.

И я решил помыслить на досуге, проанализировать ошибки да к государю ехать. Понятно — ошибок не бывает только у тех, кто ничего не делает. Но не извлечь уроков из поражения — значит, и в будущем наступить на эти же грабли.

Я проехал со своей дружиной сразу в Охлопково.

Заперлись мы в избе вчетвером — Федор, Макар, Глеб и я, и два дня беспробудно пили, осушив пятидесятилитровый бочонок заморского вина, который я привез из Москвы.

На третий я день сказал:

— Все, хлопцы, хватит пить. Тризну по друзьям-товарищам погибшим справили. Пора и за дела браться.

Сам засел за анализ причин ошибок состоявшегося похода. Несколько дней обдумывал, подробно разбирая каждое действие наших ратей. Дорогой китайской бумаги извел целую стопку. Написал на четырех листах, перечитал. Много, не будет государь все разбирать, чай — не житие святых, что на ночь читают. Повычеркивал второстепенное, оставив соль. Получилось на один лист. Это уже удобоваримо — не писарь читать будет, а правитель России.

Зато кратко и четко. Причины и выводы.

Содержанием написанного я остался доволен. И сразу же — в Москву, к Кучецкому.

— Жив, князь! Очень рад тебя видеть живым и здоровым, проходи. Ты что смурной такой?

— Разговор есть, Федор.

— Ну, тогда в кабинет пошли.

И я рассказал ему про неудавшийся поход, про мои выводы, про письмо государю. Внимательно выслушал Федор, не перебивал, хотя я рассказывал больше часа.

— М-да, интересно и занимательно тебя слушать. В первый раз слышу столь подробный разбор похода. Военачальники все неудачи на князя Палецкого свалили. Дескать, меры защиты не принял на стоянке, допустил захват людей с пушками и припасами. Потому и на Казань не пошли, поражение потерпели.

— Нет, Федор, я сам в походе участвовал и своими глазами все видел. Прямо тебе скажу: поход был обречен на неудачу еще не начавшись, и корни неудачи — здесь, в Москве. А ратники русские вели себя храбро, мне их упрекнуть не в чем. В трусости никто не замечен.

Федор встал, подошел к двери и выглянул в коридор.