Стой, Мортон! Дальше так нельзя! Ты что-то стал задумываться над тем, о чем тебе думать не следует. Ну, приди же в себя, убери с лица этот страх, сейчас ты предстанешь перед строгими очами старших офицеров, а они умеют читать не только твои письма домой, мамочке, но и мысли по твоим глазам..
Мортон сделал суровое лицо опытного солдата- так ему, во всяком случае, казалось, проверить без зеркала он не мог — и вошел в штаб.
Старина еще не было. А может быть, он находился за той тяжелой дверью, что охраняла комнаты с сейфами, вход в подземные казематы и «экранированные» убежища, как поговаривали младшие офицеры, которых никогда не приглашали по ту сторону двери. Может быть, он там совещается с этими тремя конгрессменами, которые прибыли сюда за государственный счет поразвлечься со своими хорошенькими секретаршами и стенографистками, а кроме того, и утешить бедных солдатиков, что о них не забывает Родина, непременно с большой буквы Родина, а если в речах, то вовсе все слово из одних больших букв: Р-0-Д-И-Н-А — и с самым большим восклицательным знаком на конце слова. Мортон уже повидал этих Великих Людей, в форт Брегг они тоже наведывались и говорили все одно и то же, очень может быть, что это и были одни и те же сенаторы и конгрессмены, специалисты по солдатикам, может, они еще в детстве играли в солдатики, а теперь очень рады, что могут поиграть с живыми солдатиками, — это ведь так интересно играть в войну, когда тебя самого убить не могут. Но здесь они, кажется, попались, так что им есть о чем поговорить с генералом, наверно, просятся домой, им спать пора, баиньки, у них там есть мамочки их деточек, а генерал, наверно, объясняет, что ночью дорога на аэродром блокируется повстанцами, что туда до рассвета и на танке не проберешься, а до утра они тут нахватаются столько этого психогенеза, что еще неизвестно, кем они вернутся в свой Вашингтон — неграми, китайцами или индусами.
А может, они просят генерала выпустить их вместе с их дамами, чемоданами и сувенирами под белым флагом, чтобы получить от повстанцев по таблетке от психогенеза, а вы оставайтесь, черт с вами, мы-то, в сущности, не военные, мы самые что ни на есть мирные люди, мы и слыхом не слыхали, что тут у вас идет война, мы вообще-то против всякой войны, только выпустите нас, миленькие повстанчики, а уж мы по возвращении домой тут же произнесем сто речей и сто сорок тостов в вашу честь и потребуем от президента, чтобы он немедленно прекратил всякие военные действия и вывел войска из вашей страны…
Стоп, Мортон, так ты можешь додуматься до оскорбления государственного флага и самого президента…
Черт, почему во всей комнате нет ни одного зеркальца? Спросить у кого-нибудь из офицеров? Вон стоит капитан Роберте и тоже косится по сторонам, наверно, и он подумал о зеркальце, пусть самом маленьком, таком, какие дамы носят в театральных сумках. Почему в офицерские планшеты не вделывают зеркальце, как в дамскую сумку?
Вдруг все зашевелились, как по сигналу, — это тяжелая, бронированная дверь, за которой находились разные неизвестные тайны и секреты, бесшумно отодвинулась, и на пороге появились генерал, конгрессмены и несколько старших офицеров. Так, значит, у них там и в самом деле происходило тайное совещание, и сейчас нам объявят, о чем договорились эти бонзы с нашим Стариком? Плохо дело, Мортон!
Генерал пригласил офицеров садиться, но большинство осталось подпирать стены, кто где стоял. Генерал тоже остался на ногах. Он откашлялся, заговорил нервно, быстро:
— Господа офицеры, вы все уже знаете, что повстанцы предприняли психологическую атаку. Мы связались по радио с высокопоставленными работниками госдепартамента и сообщили содержание ультиматума повстанцев. В данную минуту в госдепартаменте проводятся важные консультации с видными учеными страны. В шесть часов утра мы получим точный ответ на поставленные нами вопросы: а) имеет ли ультиматум повстанцев какую-нибудь научную почву или это только психологический трюк в той грязной войне, которую они ведут против сил порядка, защищаемых нами с позиций общечеловеческого гуманизма, и б) какими мерами ответить на беспрецедентное бесстыдство так называемого повстанческого комитета? До шести часов утра вы свободны…
— Еще шесть часов этой пытки? — вдруг простонал Роберте. Он не сел даже, а как-то боком упал на стул и закачал головой, как смертельно раненный.
Генерал жестко крикнул:
— Что с вами, Роберте? Вы ведете себя, как истеричная баба!
Читать дальше