Леонид Ашкинази - Экзодус

Сначала о названии. Называть свой текст уже известным названием не принято. Возникает подозрение, что автор совсем уж ничего не читал… В данном случае это не так. И название «Экзодус» употреблено мною не случайно, а именно: чтобы подчеркнуть преемственность и даже некую несамостоятельность, коей я вовсе не стесняюсь.

А что я понимаю под несамостоятельностью, сейчас станет ясно.

Известно, что переживание каких-либо событий, либо длительные размышления на какую-либо тему часто влекут соответствующие сны. Понятно мозг перерабатывает ночью дневные впечатления. Так что если вы несколько дней подряд читали какую-то книгу да плюс к этому еще и думали на какую-то тему, или каким-либо иным способом принимали участие в подобных событиях или думали о них, ничего странного нет в том, что они вам приснились. То есть что книга вам приснилась.

Между тем, не исключен — по крайней мере не исключен в принципе — и другой вариант. Человек, длительное время посвятивший какому-то месту и времени во всемирной истории, попадает туда. Не во сне, а наяву.

Прошу не шарахаться от этой идеи сразу, есть описания таких случаев, причем многих. Надо полагать, что таких случаев было больше — понятно, что не все они (а уж скорее, их малая доля) отражены в литературе. Можно еще добавить, что известно два типа таких переносов — в другие места пространства-времени, существующие независимо от книг, текстов, мыслей и т. д., и в места-времена не вполне независимые от текстов и мыслей, а как бы порожденные или «окрашенные» ими.

Здесь следует ответить на два возражения. Люди, которые страстно — нам никогда не понять, КАК страстно — желали покинуть то место-время, в котором пребывали (ну, например, Освенцим) не покидали его потому, что для «переноса» надо четко, подробно, точно знать «куда». Нельзя уехать «куда-то», а они хотели «оттуда», но не знали «куда». Второе возражение почему же не переносились толпами историки и культурологи, хорошо знающие «свое» место-время. Ну, они могли знать «в целом», а для переноса надо знать конкретно, настолько конкретное, чтобы его можно было отличить от всех других, идентифицировать абсолютно однозначно. Да и не все могли хотеть «переноса». И потом, все ли они нам доложили о своих «переносах»? И с какой стати им бежать к нам с докладом?

Известно, что у человека есть два вида памяти — кратковременная и долговременная. Сны — это переработка информации, циркулирующей по контурам кратковременной памяти. Поэтому-то сны и забываются очень быстро, а если сразу после пробуждения, пока сон не забылся, рассказать его или записать, переведя в долговременную память, то он уже запомнится надолго.

Именно поэтому у меня есть основания предполагать, что случившееся со мною не было сном — ибо впечатления, воспоминания о том, что я расскажу далее, совершенно не ослаблялись, не «тускнели» по прошествии дней, недель и месяцев. И только поэтому я счел возможным по прошествии почти года записать эту историю.

Первым ощущением было то, что тело затекло, особенно руки. Ну да, спать сидя нехорошо. Я поднял голову. Передо мной, за стеклом рубки был берег бухты Кирении, портового городка на Кипре, британской колонии. Старое корыто — «Экзодус» — стояло посреди круглой, 300 м в диаметре бухты. На борту у меня было 300 детей. Мы вывезли их из лагерей, устроенных англичанами на Кипре для евреев, беженцев из Европы, пытавшихся добраться до Палестины. Англичане выслуживались перед арабами, точнее — перед владельцами нефти. Англичане не выпускали «Экзодус» из бухты и заявили, что не выпустят его никогда. Единственным способом воздействия на ситуацию было так называемое «общественное мнение». Признаться, это не то, что я, Ари Бен Канаан, привык использовать в своей работе… но на этот раз… Марк, продажная журналистская шкура, сделал все как я и предполагал — донес англичанам, и они успели блокировать нас в бухте. Так значит я не хотел, чтобы мы отплыли мирно?! Ну, да… Если нам хоть раз удастся заставить англичан выпустить нас, они больше не посмеют мешать въезду в Палестину. Не-пос-ме-ют. Теперь у меня — то есть у моего корабля, у «Экзодуса», на борту висит транспарант. «Голодовка, час 20». На палубе — я вижу это отсюда — лежат десять детей. Мировая пресса воет. «Да послужишь ты Господу и дурными своими намерениями» — не помню откуда, Давид знает. А если кто-то из них помрет? Да, но в Эрец они воюют. А здесь другое? Надо выйти. Я встаю.