Прекрасные чудовища носят тонкие багряные пояса вокруг бедер, их гениталии спрятаны. Теперь они снимают пояса, и я вижу только яркий гладкий металл у них между ног. Я не знаю, что они от меня хотят, но я никогда в жизни так не боялся.
На секунду это было правдой, и он боролся с ужасом и паникой.
Руиз замолчал, и никто из них долгое время не заговаривал. В комнате было так тихо, что Руиз слышал биение собственного сердца, которое отмеряло секунды.
Пот струился по лицу Бринслевоса, и он неслышно что-то бормотал. Потом Лорд сказал более сильным голосом:
— Я слышу шум машин в темноте — сперва скрип и дрожь крохотных шестеренок, а потом движение множества маленьких поршней. Звук растет и меняется, пока не становится стальной музыкой, и я знаю, что огромная машина, невидимая в ночи, поднимается по обе стороны от меня, к звездам и выше. Мне кажется, я лечу, легкий, как дым, в центр этой машины, которая теперь кажется такой большой, что ни один мир не сможет ее удержать. Я ничего не вижу, кроме блеска звезд сквозь решетки, рычаги и колеса.
Сперва мне казалось, что я в центре этой машины, но теперь я понимаю, что пойман в одном из ее уголков, и что в ней летят миллионы других, каждый в своей отдельной клетке. Это и есть клетка. Теперь я это чувствую и удивляюсь, за что меня туда заперли.
Бринслевос застонал. Это был звук удивленного страдания, который грозил затянуть Руиза в видение Лорда. Руиз пригасил свои реакции на наркотик и выплыл из его глубин.
Бринслевос заговорил поспешно, с нарастающим ужасом.
— Почему? Почему?! Рычаги гремят, работают быстрее и быстрее, пока тьма не задрожит от их движения, и я не слышу более ничего, даже собственных мыслей. Я становлюсь все тяжелее, я начинаю проваливаться к страшной опасности внизу, к грызущему металлическому зверю, у которого шестеренки вместо зубов и прутья вместо мускулов. Он голоден, а у меня нет никакого оружия, я наг, холоден и слаб. — Бринслевос заметался и стал размахивать руками. — Что-то не так…
Он завизжал, от этого звука Руиз окончательно протрезвел. Лицо Лорда неожиданно исказилось от ужаса, словно какое-то страшное существо пробралось ему под кожу и пыталось выбраться наружу. Глаза его вылезали из орбит от непередаваемого ужаса. Рот напрягался, чтобы выдавить последний, отчаянный вопль, казалось, он больше не может дышать.
В любой момент слуги или охранники могли прибежать на крики. Что тогда скажет им Руиз Ав?
— Извините. Кажется, я отравил вашего Лорда. Теперь извините, мне надо идти…
Руиз наклонился и прижал свое розовое кольцо на левой руке к вздувшимся жилам на шее Лорда. Противоядие полного спектра действия и сильное успокоительное немедленно были введены в сонную артерию Лорда, и Бринслевос откинулся назад, потеряв сознание. Его лицо стало расслабляться.
Секундой позже что-то взорвалось в затылке Руиза, и он ничего не помнил долгое время.
Руиз медленно приходил в себя, чувствуя жару и ограниченное пространство кругом. Кроме того, всюду был горький зачах ржавчины. Голова его пульсировала болью в регулярном ритме, колющая боль гнездилась за глазами. Он застонал и сел в полутьме, чтобы обнаружить, что раздет догола.
Его сознание на минуту помутилось, и он осторожно дотронулся до затылка. На поверхностной ране запеклась кровь, но его испытующие пальцы не нашли никакого свидетельства тому, что череп его был расколот.
Где он?
Лучи жаркого света проникали в его тюрьму сквозь прорези в сварной железной конструкции, которая окружала его. Он осторожно поднялся на четвереньки и приложил глаз к одной из таких щелей. Сердце его упало. Он находился на площади Искусного Страдания.
Одна из прочих железных клеток была видна сквозь его щель, и над ней развевался черный вымпел, знак того, что в ней сидит осужденный преступник. Руиз подумал, кто же может быть тот второй, и почему этот несчастный был выбран, чтобы разделить кару Руиза.
Бесполезно об этом думать. Его немедленной и непосредственной задачей было бежать отсюда. Это должно было произойти как можно скорее, прежде, чем начнется представление, в котором он должен будет искупать свой грех перед Лордом Бринслевосом. Он уже сейчас чувствовал беспокойство смертной сети, которая натягивалась вокруг анкерных точек в его мозгу. Он будет жить только до тех пор, пока ситуация не станет бесповоротно безнадежной. Потом он умрет, и малозначительные обстоятельства его смерти будут переданы в Лигу. Руиз покачал головой. Достаточно скверно мучительно умереть, но еще хуже — умереть бессмысленно. Он ничего не знал, кроме того, что на орбитальной платформе процветал какой-то заговор, то есть те данные, которые Лига могла логически предположить и без его возможной смерти.
Читать дальше