Николай Трублаини - Лахтак

Кар заметил на льду фонари.

- Лейте, что за недисциплинированность? Кто это полез на лед? Соломин, пойдите узнайте, что там такое. Скажите, чтобы без моего разрешения никто не покидал пароход.

Матрос поспешил выполнить приказ.

Кар с помощниками прислушивался к звукам тревожной ночи. Ни он, ни Лейте, ни Торба не знали, когда начинать выгрузку.

Норвежец и его спутники стояли на льду. Моряки, которые были на палубе, подошли поближе к ним. Отойдя в сторону на несколько шагов, Эрик Олаунсен наклонился и приложил ухо ко льду, словно прислушиваясь. Внезапно подо льдом загрохотало. Степе стало ясно, что норвежец хочет что-то выяснить. Но способ, которым он пользовался, был непонятен юнге. Но вот Эрик поднялся. Свет фонаря упал на него. На лице его блуждала веселая улыбка.

- Ней, ней! - громко сказал он и, показав рукой на море, покачал головой с презрительным выражением на лице.

Казалось, он хотел сказать: это наступление нам ничем не грозит.

Степа сразу понял Эрика и сказал Соломину:

- Скажи капитану, что норвежец произвел экспертизу нашей льдины и уверяет, что можно быть спокойным.

Когда Соломин рассказал об этом на капитанском мостике, Кар удивленно пожал плечами.

- Может быть, - сказал он, - я где-то читал, будто в Гренландии эскимосы определяют направление движения льда таким способом. Я лично считаю это фантастикой. Впрочем, - прибавил он подумав, - с авралом немного подождем. Начнем выгружаться, когда льды зашевелятся поближе. Очень возможно, что у этого берега нас защищают айсберги, которые, может быть, стоят на месте.

Никто не уходил с палубы. Все прислушивались к отдаленным взрывам, и каждый представлял себе, что творится на просторах обледенелого моря.

А там, в темноте, по морю, шел ледяной вал. Он со страшной силой нажимал на торосы и ломал их. Трескались ледяные поля, и в щели вливались бесчисленные тонны морской воды. Ломались ледяные перегородки между полыньями. С огромной силой давили друг на друга два огромных ледяных поля, а под ними бушевала гигантская приливная волна.

Ледяной вал поднялся на тридцать метров, прокатился несколько сот метров и, протянувшись на многие километры, остановился.

В третьем часу ночи сжатие льда прекратилось.

Г л а в а V

Кочегар Павлюк, наверное, и не догадывается, в какую сеть подозрений он попал. Украдкой разговаривают об этом моряки. Почти половина экипажа знает о таинственной трубке, найденной после пожара, и о звуках, которые иногда слышались на палубе по ночам...

Тем временем поведение Павлюка становилось все более странным. В общий кубрик он приходил только есть и выполнять порученную ему работу. Он опаздывал на занятия политкружка и был невнимателен на лекциях по математике. Сделался мрачным и сосредоточенным. Казалось, его подменили. Исчез веселый кочегар, который любил поговорить, всем интересовался, вмешивался во всякое дело и часто был инициатором разных затей.

Правда, иногда он еще вбегал в кают-компанию с веселым блеском в глазах и даже шутил, но это случалось редко. И даже в этих случаях тень какой-то заботы не совсем покидала его лицо. Степа удивлялся тому, как изменился его ближайший товарищ, говорил об этом с Зориным.

Машинист, знавший о неопределенных подозрениях, падавших на Павлюка, ничего не сказал юнге, только успокоил его несколькими общими фразами. Степа же увлекся новым знакомым и все свободное время проводил с Эриком Олаунсеном, узнавая у него норвежские слова и уча его русскому языку.

За последнее время Павлюк изменился и внешне. Он исхудал, побледнел. Правда, так выглядел не только Павлюк. Котовай и Ковягин тоже чувствовали себя не очень хорошо. Вынужденная полярная зимовка давала о себе знать людям со слабым здоровьем. Но приходилось удивляться, что Павлюк, которого считали самым крепким на пароходе, поддался влиянию тяжелых обстоятельств, в то время как Кар, Лейте и Шелемеха даже поправились.

Кар молча наблюдал за кочегаром. Он всегда ценил Павлюка. Но теперь, анализируя свои подозрения, штурман все более склонялся к мысли, что тот что-то скрывает. Штурман ничего не спрашивал у кочегара. Кар ждал, пока Павлюк расскажет все сам. Ему казалось, что эта история должна закончиться откровенным признанием. Штурман молча ждал продолжения таинственных событий, в то же время следя за Павлюком. Боялся он только одного: не повлияла ли на психику кочегара полярная ночь. Еще матросом Кар плавал на пароходе, который однажды был вынужден зазимовать во льдах Чукотского моря. На его глазах два матроса в полярную ночь сошли с ума. Но условия той зимовки были несравненно более тяжелыми, чем сейчас на "Лахтаке". Притом, когда взошло солнце, матросы выздоровели. И теперь капитан возлагал надежды на солнце.