Елена Крюкова - Беллона

Я прощаю всех, всех. Кто варит варево войны. Кто еще сварит его в обозримом будущем и в необозримом прошлом. Как это в прошлом? А так: времени ведь нет, вы заблуждаетесь, мысля, что время течет из прошлого в будущее. Время варится в одном котле, и женщина над котлом хозяйка, не мужчина. Мужчина лишь с вожделением глядит на вкусный обед, на яростный огонь. Что, сладко пахнет? Сколько тел сегодня обожгли над огнем, чтобы перья сжечь, волоски подпалить, обнажить белое мясо?

Мои руки, я гляжу на них. Мои руки, они умеют так много. Женские руки, женская нежная кожа. Шрамы на руках: это мужчины разрезали мне плоть, а потом опять зашили ее.

Еще сварите мужчинам еду? Еще разольете суп по тарелкам? Еще нарежете хлеб?

Да, конечно. Да, потерпите!

Ведь я люблю вас, люблю, а другая война еще не началась.

А она разве начнется, женщина?

А разве нет, о мужчина?

А когда, женщина, скажи!

А ты думаешь, я все знаю, мужчина? Я знаю: вот свежая хорошая еда, и я сейчас подам на стол.

Женщина, а может, тебя зовут Беллона?

Нет! Меня зовут Ника.

Ника, какое красивое имя!

Уж какое мать дала.

Женщина, а может, это ты рождаешь войну? Может, все войны из-за тебя?

Может, все войны в тебе? У тебя под фартуком? У тебя за пазухой?

Садись за стол, мужчина, молчи и ешь.

ИНТЕРМЕДИЯ

ФРАУ ЭЛЬБА

Пушки молчали.

Пулеметы не стреляли.

Берег реки не обрывался, не горбился высоко и кудряво, как над Волгой; не срезался ножами времени, как на Чусовой и Вишере; не наваливался угрюмой тайгой, как на Енисее. Другая река, приличная, ласковая: девочка. Ребенок.

С такой хочется пошутить, ее приласкать.

Танкисты и пехота подходили, берег заполнялся удивленными людьми. Солдаты выпрыгивали из танков и подходили к самой воде; умывались, смеялись. Тянуло купаться. Теплый апрель соперничал с жарким маем.

Оружие молчало. Это потрясало. Солдаты застывали на берегу, смотрели на воду. Солдаты были похожи на памятники самим себе.

- Ничего не стреляет, братцы, а! Не палит!

- Даже, ежки, непривычно как-то.

- Тишина. Аж уши режет.

- Ну вот, то грохот ему не нравится, то тишина. Радуйся, дурак!

- Еще вчера такая пальба! Ризу всю изрешетили. Штрелу эту, или как ее там, тоже.

- Стрелу? Отстрелялись, фрицы!

- А это что, уже все, ребята?! Все уже?!

- Какое все! Из-под куста щас как пальнут! И будет тебе все!

Но не верили, опять смеялись.

К реке подходили. Доставали бритвенные приборы. Скребли заросшие щеки. Охали, постанывали от наслаждения: бриться, умываться, смеяться, вольно дышать. Кто касками зачерпывал воду, пил.

- Из Волги пил. Из Днепра пил. Из Буга пил. Из Вислы - пил. Из Эльбы - вот хлебнул!

- Ну и как водичка-то?

- Наша - лучше!

Виднелись окопы. Солдаты и офицеры разгуливали между окопами, курили самокрутки, прищурившись, глядели на солнечную водную оспенную рябь. Облака громоздились в ясном, белесом, будто покрытом белым шелковым платком, чужом небе.

Глядели на небо, задрав головы - голые, без касок.

- Эй, Дим, слышь, а небо - далеко вглубь уходит? И отчего днем синее, а ночью как деготь?

- Ульянов! На небеса не заглядывайся! Танк не самолет!

- Небо это атмосфэра, дурень! Атмосфэра!

- Фера, фера. Фрау, фройляйн. Мадам Фуфу!

- Макаров!

Солдат вскочил с прибрежного камня и отдал честь.

- Я, тащ старший лейтенант!

- Видишь, наши летчики садятся?

Поодаль плавно, будто нож в земное черное масло входил, садились самолеты с красными звездами на бортах и на крыльях.

- Распорядись насчет ужина!

- Есть, тащ старший лейтенант!

- Да чтобы на многих хватило. Союзников угостим. Все котлы задействуй. Выполняй мой приказ! Я к танкистам пошел.

Танкисты кучно стояли вдалеке, облепляя танки; издали чудилось, на адское железо налипла болотная тина. Над одним из танков вился на теплом ветру красный флаг.

Иван довольно, радостно смотрел на флаг. Его нутро горячело, наливалось, как чашка кипятком, гордым жаром; вот здесь, смутно подумал он, кладя руку на жарко, сильно бьющееся сердце, и живет душа.

Танкист отделился от своих, вразвалочку, большой, несуразный, медведем побрел к пехотинцам, и почему-то шел прямо на Ивана.

Иван стоял и ждал. Танкист приближался.

Это был солдат, не известный Макарову.

Зачем он шел к нему?

На войне не спрашивают, почему и зачем.

Друга - ждут, во врага палят.