Эрик Флинт - Путь империи

Его кулаки сжались от желания кого-нибудь ударить. Кого угодно — человека, джао… Он снова огляделся. Ни людей, ни служителей-джао. Во всей резиденции — никого, кроме него самого и Гончих. Нет, пусть его называют безумным ларретом. Он не настолько обезумел, чтобы нападать на воинов из Своры. Даже если их сейчас называют служителями.

Джао дочистила перевязь и удалилась. В движениях Гончей сквозила неподобающая поспешность. Вот еще один выпад. Весьма утонченный.

Оппак перевернулся на спину и поплыл, глядя, как прозрачные волны отраженного света играют на потолке. Он выстроил эту резиденцию, чтобы произвести впечатление на туземцев. Он специально использовал элементы человеческого стиля, полагая, что это придаст сооружению более величественный вид. Возможно, он совершил ошибку и показал, что придает их мнению большое значение. Как только завершится нынешнее течение, это здание надо снести, а на его месте отлить новый дворец — такой, как и подобает намт камити. Нет… не здесь, в другом месте, где-нибудь на побережье. А на Оклахома-сити сбросить болид, чтобы стереть скверные воспоминания. Как только ему возвратят удх, он все это сделает.

На следующий день во дворец, ставший тюрьмой, явился один из старейшин Нарво. Наконец хоть кто-то нарушил унылое уединение Оппака. Однако легче ему не стало. Как все предсказуемо. После бесконечных орбитальных циклов пренебрежения и молчания эти высокомерные выродки соизволили о нем вспомнить.

Дверное поле рассеялось, и в зал вошел пожилой джао. Кажется, в юности они встречались — мельком. Оппак даже не помнил его имени. Кажется, они были не в самых лучших отношениях.

— Вы уже давно позорите нас, — произнес старейшина. — Неужели это не прекратится?

Несмотря на возраст, он был еще крепок. Литые мышцы, гордость всех Нарво, перекатывались под бархатистым красновато-бурым пухом, форма ушей приближалась к идеальной. Как и подобало его положению, перевязь была великолепна, а штаны изысканного покроя сшиты из тончайшей изумрудно-зеленой ткани.

Старейшина не назвал своего имени. Беседа будет не на равных.

— Я никого не опозорил, — сердито ответил Оппак, прижимая уши. — Я приносил пользу, укрощая этот дикий мир, как мне и было велено.

Он выбрался из бассейна, но не стал отряхиваться. Казалось, его пух мгновенно высох.

— И не моя вина, что эти создания настолько вздорны и упрямы. Я никогда не пренебрегал обязанностями, который вы взвалили на меня столько циклов назад, хотя мне они были в тягость.

Глаза старейшины вспыхнули. То, что он услышал, было непростительной наглостью.

— И что сказала бы Шиа кринну ава Нарво?

Его фрагта. Оппак попытался сохранить спокойствие.

— Шиа предпочла меня покинуть. Я ее не отсылал.

— Мы полагали, что вас держат здесь, подальше от всех остальных именно потому, что она оставила вас! — вибрисы старейшины дрожали от негодования. — После того, как вы безответственно пренебрегали мудростью своей фрагты — до такой степени, что вынудили ее уйти, то есть попросту прогнали ее… Мы будем глупцами, если дадим вам более почетное назначение!

Оппак попытался возразить, но не мог. Старая ворчунья действительно крайне раздражала его. И он был просто счастлив, когда она оставила его в покое.

— Я — законный правитель, — Оппак попытался сменить тему, чтобы почувствовать под ногами твердое дно. — Скажите, Нарво поддержат меня — или этот гладкомордый выскочка из Плутрака и дальше будет нас бесчестить?

— Мы сделаем что можем, — отозвался старейшина. — Но ваше пренебрежение долгом очевидно для всех. Если вы не способны как следует заботиться о туземцах, отданных под вашу опеку, то будет лишь справедливо, чтобы их препоручили власти кого-либо другого.

Он оглядел помещение.

— О чем вы думали, когда возводили столь нелепую постройку в качестве собственной главной резиденции? Как может джао чувствовать себя уютно в подобном окружении? — не дожидаясь ответа, он махнул рукой: — Идем. Свора дала разрешение забрать вас отсюда. Вас примут на борт нашего флагмана. И поторопитесь. Все представители коченов прибыли, и Наукра соберется очень скоро.

Именно этого он и ждал. Но что-то в поведении старейшины его встревожило. На орбите, на борту корабля Нарво, его кто-то ждал. Кто-то, чье имя он не решался спросить.

Никау кринну ава Нарво. Скверное предчувствие его не обмануло.

Она была из группы его родителей, и более неприятной неожиданности Оппак представить себе не мог. Он не сомневался, что Никау давно умерла — двадцать лет назад она уже была далеко не молода. И первые ее слова оказались такими же неприятными, как и его воспоминания.