Эрик Флинт: Путь империи

Каул, Эйлле, Яут — все трое просто наблюдали. Эйлле сосредоточился на своем времячувстве, добиваясь, чтобы все вокруг казалось неподвижным. Он хотел понять, что скажет Каул, но в голову ничего не приходило. Потом откуда-то сзади донесся негромкий вздох Яута, и Эйлле позволил себе восстановить обычную скорость восприятия.

— Сражения в секторе Маркау закончились, — внезапно произнес Дэно. — Только что поступило сообщение о том, что фракция Полной Гармонии нанесла поражение фракциям Истинной Гармонии и Мелодии. По некоторым признакам, события будут и дальше развиваться в этом направлении. Дальнейший ход течения читается неоднозначно, но большинство экспертов считают, что это произойдет скорее раньше, чем позже.

Эйлле снова устремил взгляд на карту и даже подошел поближе, чтобы понять смысл непрерывного перемещения этих крохотных огоньков — розовых, зеленых и янтарных.

— Зачем? Сразу после такого крупного сражения…

— Кто знает? — отозвался Каул. — Пока никому не удалось понять, чего на самом деле хотят Экхат… кроме одного: что они хотят остаться одни во Вселенной.

— Я узнал, что новый Субкомендант происходит из очень влиятельного клана!

Это было первым, что услышала Кэтлин Стокуэлл, едва доктор Кинси перешагнул порог ее комнаты.

— Плутрак, ни больше ни меньше! Может, он даст мне интервью для моей книги — как ты думаешь?

Ошарашенная, она оторвалась от компьютерного терминала за которым сидела в окружении груды истрепанных книг, принесенных из библиотеки. И уставилась на профессора — помятого человека средних лет с широким лбом, кожей цвета яофе с молоком и курчавыми серебристыми волосами, — словно видела первый раз в жизни.

Кэтлин уже почти пять лет училась в Университете Нью-Чикаго, в центре Мичигана. Получив прошлой зимой степень бакалавра истории, она уже писала докторскую диссертацию и работала лаборанткой у своего научного руководителя, доктора Джонатана Кинси.

Кинси специализировался на американской истории, но два года назад загорелся идеей написать книгу по истории джао. Каким-то образом он умудрился выбить у Губернатора Земли разрешение на исследования и даже заручиться невнятными обещаниями сотрудничества. Кэтлин подозревала, что причиной были скорее невнимательность и недопонимание, нежели настоящее одобрение. В культуре джао, похоже, не существовало понятия «истории» в привычном для людей смысле. Дело не в том, что джао не интересовались собственным прошлым — напротив, они относились к нему очень трепетно. Однако этот интерес заключался скорее в сохранении преданий клана и их изустной передаче от родителей детям. Это были истории, но не история — наука, какой ее представляют себе люди.

За месяцы, проведенные вместе, Кэтлин очень привязалась к профессору Кинси. Но уже не в первый раз она сожалела, что проницательность и эрудиция — не единственные качества, которые делают ее научного руководителя похожим на «сумасшедшего ученого» из комиксов.

— Категорически не советую, — произнесла она со всей твердостью, которую можно было выразить, понизив голос ДО полушепота. Банле, телохранительницы — а вернее, тюремщицы Кэтлин — видно не было, но она наверняка стояла в коридоре, прямо у входа в комнату.

— Ты уверена? — не сдавался профессор. — Не спорю, ты гораздо лучше разбираешься в обычаях джао, я первый это признаю, но… Такая возможность! Он же из Плутрака, Кэтлин. А Плутрак — быть может, самый уважаемый из всех ныне существующих коченов джао!

Кэтлин покосилась на дверь, от всей души желая, чтобы с голосом у профессора стало так же плохо, как и со здравым смыслом. К несчастью, Банле блестяще владела английским, хотя ее полное имя звучало как Банле кринну нао Нарво.

— Возможно… — девушка более выразительно посмотрела на дверь и прошипела: — Только вряд ли Нарво согласятся с вашим мнением, профессор.

При этих словах Кинси наконец-то вернулся с небес на землю: Кэтлин поймала его встревоженный взгляд, брошенный в сторону коридора. Кочен, который возглавил Завоевание и получил право править Землей, был самым давним и самым яростным соперником Плутрака из всех, кто присутствовал на нынешней политической арене джао. И считал себя ничуть не менее прославленным, чем Плутрак.

По крайней мере, у людей создалось именно такое впечатление. Внутренняя политика джао представляла собой настоящие дебри. Строго говоря, «политика» джао была «политикой» в той же мере, что и «история». Однажды, улучив момент, когда Банле не было поблизости, профессор Кинси шепнул своей студентке, что при всех своих технологиях джао напоминают ему скорее древние варварские племена, чем цивилизованное общество. Впрочем, все эти хитросплетения отношений между кланами — «коченами» — имели для самих джао куда большее значение, чем политика для современного человека.