Юрий Тупицын: Тайна инженера Грейвса

- Но если все обстоит именно так, если Грейвс лишь игрушка в руках сильных мира сего, то попытка вызова глобальной катастрофы может повториться!

Батейн в раздумье оперся на перила, равнодушно заглянул в бездну, падающую к далекому, словно нарисованному морю, и нехотя буркнул:

- Может.

- Если еще раз запахнет жареным и о деле Грейвса придется заговорить на весь мир и во весь голос, вы не откажетесь помочь?

- Не откажусь. Уж такой у меня характер. - Батейн поскреб затылок. - Я не из тех подвижников, которые несут на Голгофу свой собственный крест. Но как не помочь нести крест другому? Тут я отказать не могу!

В гостиницу за Рене на своем "ситроене" заехали Жак и Луи. Они говорили, что им с Рене по пути: дорога в Париж лежит через Ниццу, но журналист знал и другое - они решили подстраховать его. По имевшимся у них сведениям, в последние два дня полиция устроила настоящую охоту за террористами, именно им приписывали нападение на виллу Грейвса; опытный режиссер, некто в сером, был, конечно, взбешен неожиданным поворотом событий. Многих из террористов схватили, но не всех; Хойлу следовало опасаться тех, кто остался на свободе. Жак и Луи хорошо понимали это и действовали соответствующим образом. По дороге в Ниццу они переговорили о многом. Хотя есть никому не хотелось, они все-таки остановились в придорожном ресторанчике, заказав крабов по-мексикански, вкусовые качества этого блюда до небес превозносил Луи. И выпили по стаканчику красного, как кровь, крепкого, почти без сластинки вина, которое выбрал Жак. В аэропорту попрощались коротко и просто.

- Если придется худо, не стесняйтесь, вы знаете, как найти Жака Бланшира.

- Мы были с тобой в деле, - присовокупил Луи, они как-то неожиданно перешли на "ты". - Ты настоящий мужчина, камарад. Мой адрес у тебя есть.

Был у Рене и адрес Николаса Батейна. Сколько людей прошло перед Хойлом за этот бурный месяц! А в сердце остались лишь эти трое.

Как это бывает на юге, быстро темнело: сумерки будто лились на землю с темнеющего неба серым невесомым дождем. Разом зажглись фонари и резким светом облили людей, бетон, деревья и здания. Где-то на летном поле вспыхнул прожектор и положил на темнеющее небо свой луч-ятаган. У Рене было странное состояние, возвышенное и созерцательное: вместе с этим днем уходил большой и яркий кусок его жизни, уходил, чтобы постепенно все больше и больше тонуть в дымке неизбежного забвения. Рене был доволен, даже немножко горд собой, но ему было тревожно, точно он сидел за рулем яхты, направляя ее к узкому проходу в бурунах.

Уже входя в самолет, Рене обернулся: луч-ятаган все еще висел над быстро темнеющей землей, бесплотный, но в то же время чувственный и зримый. И как-то вдруг Рене понял, что его смущает, что тревожит: такой же бесплотной, но зримой тенью над Землей еще висит угроза ядерной катастрофы.