Юрий Тупицын: Тайна инженера Грейвса

Пока Хойл доставал бутылку, бокалы, укладывал на тарелку кубики прозрачного льда, Митчел проговорил:

- Надеюсь, вы понимаете, что я иду на некоторое нарушение профессиональной этики и что мои наниматели ни в коем случае не должны знать об этой части нашего разговора?

- Вы меня обижаете, Чарльз.

Наполнив бокалы золотистой жидкостью, Хойл сказал вполголоса:

- Пейте, Чарльз.

Митчел не заставил просить себя дважды.

- О-о! - сказал он тоном знатока, осторожно опуская бокал и понизив голос. - Вам придется заняться поисками одного ученого, атомщика или что-то в этом роде. Он сотрудничал с фирмой наших нанимателей, а потом пропал. Не то скрылся, не то его похитили.

Осушив свой бокал, Рене спросил:

- Здесь, в Лондоне?

- Нет, в Габоне. Там урановые рудники.

- Мне казалось, они в Конго.

- И в Габоне тоже. Это ведь рядом.

- Имя ученого?

Митчел медлил с ответом. Рене прижал руку к сердцу:

- Чарльз, положитесь на мою скромность. Я буду нем, как катафалк.

- Вильям Грейвс.

2

Митчел внезапно и резко затормозил, отчего "понтиак" подался на рессорах вперед, а потом мягко закачался, как лодка на волнах от прошедшего вдали теплохода.

- Приехали. Вот дом, а вот ворота. Здесь живет сэр Дэвид Патрик Аттенборо - отпрыск разорившегося древнего рода, ныне процветающий в деловом мире юрисконсульт, адвокат и вообще приближенное лицо моих и ваших нанимателей.

Глядя на дом и на высоченный забор, его окружавший, Рене поежился:

- Скажите, Чарли, а какого черта эти люди выбрали меня? Именно меня, а не кого-нибудь другого?

Митчел выдвинул пепельницу, взял из нее окурок своей вонючей сигары.

- Ну, прежде всего потому, что я дал вам достаточно лестную характеристику. А потом, - Митчел пожевал сигару, - не буду темнить, Рене. Немалую роль сыграло и то обстоятельство, что вы не коренной англичанин. В случае чего плакать о вас будет некому, а самое главное - некому будет поднимать шум.

- Это в каком же случае? - с некоторой нервозностью поинтересовался Хойл.

Митчел выразительно поднял очи к небу:

- Все в руках Божьих! Вы же не на воскресный пикник поедете, Рене. А деловые люди даром денег не платят. - Он покосился на хмурое лицо журналиста и дружески положил свою красную лапу на его плечо. - Но не думаю, что дело чрезмерно рискованное, во всяком случае, вам оно по плечу. А потому торопитесь, Рене. Фортуна капризна, я знаю это. Она редко бывает щедрой дважды.

- Она редко бывает щедрой и однажды, - вздохнул Рене, подумал и вдруг задорно вскинул голову. - А впрочем, не боги горшки обжигают!

- Вот это правильно. - Митчел слегка сжал его плечо и требовательно проговорил: - О деле с отмычкой и наших приватных беседах - ни слова! Взамен вам добрый совет, старина. Если дадите согласие, не вздумайте потом вилять, давать задний ход, а тем более, - в голосе детектива послышались хмурые нотки, - вести двойную игру в пользу вашей газеты или кого-нибудь еще. Это кончится для вас очень плохо.

- Меня лишат премиальных?

Митчел не ответил, лишь дружески подтолкнул журналиста в спину. Рене понимающе кивнул ему в ответ и неторопливо выбрался из машины.

- Удачи, - сказал ему вслед Митчел. - Попутного ветра и три фута под килем.

"Понтиак" приглушенно-благородно рявкнул мотором, резко взял с места, а Хойл остался перед высоким забором. За ним скромно возвышался двухэтажный, очень аккуратный дом с типично британскими черными натеками сажи на фасаде, которые придавали ему древний утомленный вид. Сделав несколько шагов вдоль забора, Хойл оказался перед калиткой, словно циклоп, строго глянувшей на него единственным оком, через которое было удобно рассматривать визитера. На полтора фута ниже глазка располагалась длинная и широкая щель почтового ящика, отделанная сияющей надраенной медью. Это делало щель похожей на полногубый, хищно приоткрытый рот. Подмигнув суровому дверному оку, Хойл деликатно нажал кнопку звонка. Калитку открывать не торопились. Выждав, по его понятиям, довольно долго, Хойл позвонил еще раз, теперь уже без особой деликатности. И снова никакого результата. Рене собрался позвонить в третий раз, но в это время калитка с приличествующей такому дому солидностью отворилась, открывая за собой газон, ласкающий своей зеленью глаз, печальные оголенные кусты роз, ухоженную дорожку, тянущуюся к дому, и литого мужчину с неподвижной и плоской, как фотография, физиономией. Расплющенный нос сразу выдавал его былую принадлежность к славной когорте боксеров-профессионалов.