Старший Димург медлительно шагнул в направлении сына, и, протянув к нему руки, нежно его обнял, прижав с трепетом… волнением к себе. И не мешкая змея в венце Бога, суетливо дернулась вниз, и, дотянувшись до головы Стыня, полюбовно облобызала его курчавые волосы своим долгим, раздвоенным языком.
– Этот мальчишка… эта дрянь, которую ты, Отец, повелел когда-то беспятым привести к Еси, – едва слышно произнес Стынь, почитай, что в само ухо Першего. – Я просмотрел по оставленному отображению времени, он избил девочку. Это тоже входило в наши замыслы?
– Не надо было тебе просматривать ушедшее отображением, сие весьма для тебя вредно, – голос Першего потерял всякую властность и наполнился одной любовью, а руки ласково приголубили дотоль приглаженные змеей волосы сына. – А по поводу этого мальчишки… Знаешь, моя любезность, в будущей плоти Крушеца, подле него будет все меньше и меньше искр. Они растворятся в месиве кусков, лохмотков, шматков… в месиве отребья. И хорошо, если наш малецык, увидит такое днесь, разберется в том процессе, как можно раньше. Я, конечно, не предполагал, что мальчишка… или как ты выразился, дрянь, такое сотворит с девочкой, но он, будучи обрывком, несомненно, еще бы себя показал. Одначе, Круч не дал того ему содеять, ибо воспользовался, наконец, своими божественными способностями. И прошу тебя, мой дорогой, не тревожься за Еси, Асил и Круч о ней позаботятся. Пускай, так как то, малецык, поверь, не продлится долго… Я этому не позволю.
Перший медленно выпустил из объятий сына, и, отступив назад очертил руками коло. И тогда позади Стыня пурпурное облако-кресло резво распавшись на два текучих дымчатых рукава, стремительно долгими лепестками вырвалось вверх и вперед, да в доли секунд окутало тело Бога, кажется, погасив и сияние его темно-коричневой кожи с золотым отливом, и черного сакхи. Стынь плотно укутанный пурпурными испарениями, надрывно дрогнул так, вроде подогнулись в коленях его ноги и порывчато сомкнул глаза.
– Бесценный мой Опечь, – прозвучал и вовсе приглушенный, если не сказать отдаленный голос Першего, воспринимаемый Стынем как легкая дымка. – Прошу тебя перемести нашего дорогого малецыка в дольнюю комнату пагоды. Трясца-не-всипуха не выводить Господа Стыня из коматозного состояния, до особых моих распоряжений… Надобно, чтобы он отдохнул.
– Слушаюсь, Господь Перший, – скрипуче-пискляво отозвался кто-то в ответ и тотчас наступила плотная тьма.
Уокэнда заставила Есиславу выпить из деревянной с высокими бортами мисы сваренный над костром в большом казанке терпко-вязкий отвар. Девушка уже который день находилась в вигваме Уокэнды. Который, потому как в царящем на небе сумраке было сложно понять, сколько прошло суток со времени гибели Луны. И все это время вельми мучилась болью… Не только в сломанном носу, вывихнутом плече, вывернутых, куда-то в бок пальцах на правой руке, но и не проходящей дергающей боли в груди, голове и левом глазе. Уокэнда, хоть и считалась в своем селении шаманкой, кроме как поить лекарственными отварами да бить в ударный инструмент в виде обода и натянутого на него кожей, у дарицев величаемого бубен, толком лечить не умела. Посему Есиньку изводила боль, а последнее время еще и озноб, который, судя по всему, появился от разрыва каких-то органов, так как она почасту отхаркивалась кровью. В связи с тем шаманка решила провести особый обряд и призвать в помощь древних существ, которых называла ваканами. Считалось у племени манан, куда и попала юница, что ваканы сумеют даровать ей не только здоровье, но и коли она того будет достойна и силы, и новое имя, ибо Есислава не выговаривалось на их языке.
Плотный серый дым, выпорхнув из костра, особой едкостью наполнил вигвам, вход в каковой ноне прикрывала тканевая подстилка, погрузившая его внутренность в еще более мрачную пучину. Уокэнда, ноне водрузила на голову высокий убор, из пролегающего обода коего вверх устремлялись разноцветные, длинные перья, а со стороны ушей отходили два изогнутых коротких рога, верно когда-то носимые оленем. Длинная рубаха с долгими рукавами трепыхалась по глади земляного пола, так как подстилки были убраны, всяк раз когда шаманка ступала аль резко приседала. Еси лежала на трех толстых шестах схваченных меж собой тонкими брусочками, прямо обок костра.
– Ютака… нави ютака… пейоти! – зычно пропела Уокэнда, хотя ее хриплый голос, днесь в царящем чаде вышел раскатисто приглушенным, точно кто-то ухватив за горло, резко его придавил.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу