Игорь Пронин - Дым над Ульшаном

— Парень, а где твое место, за которое ты платишь из своего кармана, как, например, я? — поинтересовался покрытый татуировками мужчина, временно оставляя на помощника набитый магической мелочевкой лоток.

— А я не буду стоять на месте, я буду ходить туда-сюда, — пообещал Кей и решил перебраться к торговцами фруктами. — Прощайте.

— Э, нет! — его грудью встретил смуглый верзила. — Ты же опозоришь наш цех! Приволок какую-то дрянь, говоришь, что она настоящая… А где доказательства?

— Какие доказательства? — Кея взяли в кольцо, и он принялся наматывать веревку обратно. — Вот у тебя свечи с кровью троллей — где доказательства?

— Вот! — верзила ткнул Римти в лицо какую-то бумагу с печатью. — Тут между прочим подпись господина Начальника Рынка. Понял?

— Понял, ухожу… — поэт снова попытался вырваться, но круг смыкался все теснее.

Римти оглянулся в поисках полиции, которой здесь было просто неприличное количество, и вдруг заметил спины в серых плащах. Стражи закона отчего-то решили на время удалиться с этой части рынка.

— Кого повесили на этой веревке? — снова спросил татуированный, извлекая из-за голенища нож. — Где твое разрешение на нее? Разве ты — наследник? Тогда покажи бумаги. А если ты ее украл, то это еще хуже, чем если бы она была поддельной! Я даже припоминаю, что вот такая же веревка несколько дней назад пропала у меня.

— А ну отдай ему веревку! — верзила выпростал из рукава небольшой, но увесистый кистень. — Мы могли бы тебя в полицию сдать, но уж ладно, на первый раз простим.

— Только пометим, чтобы в другой раз знать, с кем имеем дело! — уточнил татуированный поднимая нож на уровень лица Кея.

— Как вы жестоки! — укорил их поэт и, повалившись на землю, покатился в сторону.

Сбив с ног пару торговцев, Римти исхитрился ужом проползти под лотком и вскочил на ноги уже в соседнем ряду. Верзила тут же прыгнул следом, сшибая на землю товар, но уж что-что, а бегать в толпе Кей умел. Пожалуй, он был настоящим мастером этого дела. Худой и верткий, он проскальзывал между людьми, словно птичка олири между дождевыми каплями.

И еще одно обстоятельство сыграло на руку поэту: на мясные ряды, не убоявшись даже огромных и острых ножей представителей этой профессии, вдруг накатила волна сиреневого цвета. Не меньше сотни студентов в одинаковых мантиях ломили сплоченной толпой, плечами опрокидывая все на своем пути и при этом еще исхитряясь многое из опрокинутого тут же подбирать. Сторонние покупатели, оправдывая свое название, кинулись во все стороны, и Кей Римти вместе с ними, успев даже сунуть под плащ пару колбасок.

Остановившись у самого выхода с рынка, поэт наблюдал за развитием событий, одновременно обедая. Он и раньше обратил внимание на странный наряд студентов знаменитого на всю страну ульшанского Университета, а теперь понял, зачем эти мантии нужны. Полицейские, сбежавшиеся на крики мясников, пустили в ход дубинки, ориентируясь именно на сиреневый цвет. Таким образом даже окажись Кей в самой гуще схватки — а некоторые студенты вяло пытались сопротивляться при помощи ножей и даже мечей — и тогда поэт не получил бы по ребрам от стражей закона.

— Как это мудро! — восхитился Кей, обращаясь к толстушке, грудью накрывшей лоток с пряжей. — Нарядить всех этих обезьян одинаково, чтобы потом легче было разбирать, кого дубасить! Вот только от чего студенты не снимут мантий?

— Потому что, уважаемый, все они, как ты верно заметил, просто обезьяны и мозгов не имеют ни капли! — отозвалась торговка, выказав в речи признаки редкого для женщин своей профессии аналитического склада ума. — А ты, сразу видать, какой-то заезжий прощелыга! Не стой у моего товара, а то мужу пожалуюсь, он у меня сержант!

— Что ж, очень жаль, что у вас сложилось обо мне столь прискорбное мнение, госпожа, — вздохнул Римти и отправился продавать уворованную по случаю шерсть.

Колбаски помогли продержаться до самой темноты, и за это время Кей обошел весь город. Южные кварталы шумом и грязью напомнили ему Сатис-у-Намерона, северные поразили количеством полиции и особняков, восток и запад — чистыми немноголюдными улицами, аккуратными домиками и удивительно неприветливыми жителями. Шерсть Римти продал быстро, а вот веревку так и не смог. Потенциальные покупатели как правило предлагали повеситься на ней самому продавцу, и только один крестьянин, долго ощупывая товар, наконец предложил за магический предмет какую-то смешную сумму. Кей с негодованием отказался — страх, который он претерпел, стоил куда дороже. С наступлением темноты поэт вернулся к рынку — он полагал, что легко найдет себе там местечко для ночевки, под каким-нибудь лотком, да и на ужин что-нибудь перепадет.