Николай Дашкиев - Зубы дракона

Острый взгляд Майкла отметил, что дверки одной из клеток не замкнуты и своими размерами и формой отличаются от других. За ними в темноте вырисовывалась ниша, очень похожая на дверную.

Звери умолкли. Шпион открыл зарешеченную дверцу, зашел в клетку и оказался перед небольшой металлической дверью в каменной стене.

Замка здесь не было. Стоило нажать на ручку- и дверь легонько сдвинулась с места. В щель проник неяркий свет.

Усиливая нажим, Хинчинбрук в то же время настороженно ловил каждый шорох. Вокруг было тихо, только издали доносилось размеренное дыхание животных.

Уже с меньшей осторожностью Хинчинбрук расширил щель и пролез в нее.

Что случилось в следующий миг, он не успел понять. Что-то большое, мохнатое молча накинулось на него, отшвырнуло в сторону, выскочило из помещения и хлопнуло дверью.

Как обожженный, пренебрегая опасностью, Хинчинбрук бросился за неведомым врагом, чтобы перехватить его, избежать разоблачения. Но напрасно цепкие руки шпиона шарили по гладкому металлу двери. С внутренней. стороны ручки не было. Засов щелкнул и крепко запер неожиданного пленника.

Майкл Хинчинбрук бросился в противоположную сторону… и зло выругался.

Он попал в западню. Как в знаменитых американских тюрьмах, вся передняя стена помещения зарешечена, а стены могут выдержать натиск не только зверя, но и человека, вооруженного молотком или топором.

Случилось самое мерзкое и самое страшное: Майкла Хинчинбрука захлопнуло в клетке, где, очевидно, жила обезьяна. Об этом красноречиво свидетельствовали большая будка с приставленным к ней сучковатым бревном, трапеция и качели - обычная "обстановка" обезьянников.

И, хуже всего, что именно теперь перед глазами агента открылось то, во имя чего он оказался во дворце ученого раджи: за решетками, в большом длинном помещении у стен стояли всевозможные хитроумные приборы; в углу за стеклянной перегородкой виднелись многочисленные шкафы с химикатами и стол с бумагами. На отдельном столике, в двух метрах от Майкла Хинчинбрука, под стеклянным колпаком лежали кучки крупных ромбовидных кристаллов кроваво-красного и ярко-синего цветов.

Чего бы не дал Майкл Хинчинбрук за несколько кристалликов, которые, без сомнения, имели непосредственное отношение к "пище богов", ну и, конечно, за то, чтобы завладеть бумагами с письменного стола. Однако, честно говоря, он заплатил бы еще дороже за возможность оказаться сейчас где-то очень далеко отсюда и спасти свою шкуру.

О намерениях и действиях других людей Майкл Хинчинбрук судил с собственных позиций и теперь не сомневался, что его ждет неминуемая смерть.

А на дворе уже светало. Сквозь единственное окошко вверху над изолятором проглянул кусочек неба. Свет электрической лампочки желтел и блекнул. Издалека донесся бой часов шесть ударов.

Майкл понимал, что каждая минута промедления может стоить ему жизни.

Имей Хинчинбрук достаточно времени, он, конечно, выбрался бы из критического положения: его карманы полны отмычек, сверлышек, пилочек, против которых не выстоит ни один запор из крепчайшей стали. Однако ему никак не удавалось дотянуться рукой до замка клетки, которым она была заперта со стороны лаборатории. Оставалось одно - перепилить какой-нибудь из прутьев.

Но едва Хинчинбрук взялся за дело, как неподалеку послышались голоса, а потом и шаги.

Вряд ли обезьяна смогла бы добраться до своего убежища с такой поспешностью, как это сделал Майкл Хинчинбрук. Сдерживая хриплое дыхание, он притаился в уголке будки, стараясь сжаться так, чтобы его совсем не было видно.

Шаги приближались. Рядом с клеткой послышался чей-то голос:

- Странно, Альфонс до сих пор спит… Не заболел ли он, случайно? Альфонс, вылезай, я тебе дам конфетку!

- Проверьте,- сказал Сатиапал.- Может быть, он заболел?

Послышалось бряцанье ключей, а потом скрипнула дверь клетки.

Майкл Хинчинбрук стиснул зубы и выхватил из кармана нож.

Что принесла ему операция, Чарлз не знал. Чувствовал себя он хорошо, мог разговаривать и ходить, но повязку с оперированного глаза еще не снимали. Чарли ждал, томился и от неизвестности становился все более раздраженным. Он попросил вновь поселить его в домике, где жил Майкл Хинчинбрук.

Майя согласилась. Она понимала, что больному все не мило, а рядом с другом он отвлечется, спокойнее дождется дня, когда станет известен результат операции.

Но и после переселения Бертона в прежнее жилище, девушка считала своей обязанностью проведывать его.