Андрей Бурцев - Меч Люй Дун-Биня

Моему восхищенному взору предстал меч с постепенно расширяющимся лезвием и полукруглым вырезом на конце на манер ятаганом. Прыгающий свет двух свечей играл на блестящем голубоватом лезвии. "Ух ты!", - пробормотал я, взял меч и осторожно провел пальцем по лезвию. Лезвие было острое, как бритва. Рукоять была удобная, шероховатая от вырезанных на ней иероглифов, которые, при ближайшем рассмотрении, показались даже мне, полному профану, какими-то странными.

Я не удержался и взмахнул мечом, сделал несколько выпадов, сражаясь со своей громадной тенью на неоштукатуренной стене, потом осторожно завернул меч обратно в бумагу, положил в ящик и закрыл крышку.

Спустившись вниз, я лег, задул свечи, но уснул не сразу. Как только погас свет, дом вздохнул и ожил: заскрипели наверху половицы, что-то тихонечко застонало и завздыхало, как всегда бывает в старых деревянных домах по ночам. На полу лежали желтоватые квадраты лунного света. Со стен на меня смотрели, ухмыляясь и скалясь, злобные маски. Я долго ворочался с боку на бок на скрипящем диване и, уже в полусне, почему-то вспомнил слова: "Меч Люй Дун-биня..."

Проснулся я от какого-то тягучего, тоскливого то ли стона, то ли плача. Луна все так же светила в окно, только квадраты света подползли к самому дивану, а один уже взбирался по нему к моим ногам. Я был весь в поту, сердце бешено колотилось, в голове мелькали бессвязные обрывки увиденного во сне чего-то ужасного. Не шелохнувшись, я лежал под пледом, стараясь понять, во сне я слышал ужаснувший меня странный звук, или наяву. И тут он повторился - тягучий, негромкий, но очень унылый и вовсе не страшный. Я чуть было не рассмеялся от облегчения, потому что это скрипела калитка. Но облегчение тут же пропало. Меня бросило в дрожь. Я отчетливо помнил, как закрывал калитку на задвижку, потому что мне мешала тяжелая авоська, старавшаяся вырваться из руки. Открыться сама калитка никак не могла. Какому же черту понадобилось здесь шариться посреди ночи?

Глубоко вздохнув, я встал, натянул джинсы, зажег обе свечи и, стискивая канделябр в мокрой руке, вышел в сени. Уже откинув крючок наружной двери, я увидел прислоненный к стене топорик с широким лезвием и, не раздумывая, взял его.

Так, с канделябром в одной руке - пламя свечей заметалось от ночного ветерка, точно в испуге - и с топориком в другой я вышел на крыльцо. Полная луна висела низко над деревьями, тропинка казалась черным туннелем в плотном кустарнике. Все было тихо.

- Кто здесь? - спросил я.

Я хотел сказать это громко и уверенно, но голос прозвучал слишком хрипло и слабо даже для меня самого.

Ответом была лишь тишина. Калитка больше не скрипела.

С колотящимся сердцем я сошел с крыльца, но не успел сделать и двух шагов, как порыв ветра задул свечи. Первым желанием было вернуться и запереться в доме, но тут глаза стали привыкать к темноте. Появилась тропинка. Медленно, точно на фотографии, стала проявляться в черном монолите кустарника причудливая сеть ветвей. И тогда я решился.

Крепко сжимая топорик и тяжелый канделябр, я медленно двинулся вперед, внимательно вглядываясь в кусты по сторонам. Дойдя до калитки, я обнаружил, что она по-прежнему заперта на задвижку, недоуменно хмыкнул и даже притронулся костяшками пальцев, которыми стискивал канделябр, к шершавому дереву. И тут сзади послышался шорох.

У меня перехватило дыхание. Резко обернувшись, я ударился спиной о доски калитки и несколько секунд пытался проникнуть взглядом через кусты. Там что-то вновь зашуршало, я даже увидел, как качнулась ветка.

"Кошки, - подумал я. - Это всего лишь кошки. Кошки, которые бродят сами по себе..."

Я вновь и вновь повторял это, обманывая себя, потому что знал - ни одна кошка не может отодвинуть задвижку, а потом вновь запереть калитку. Но я уже не был уверен, наяву или во сне слышал я этот тоскливый скрип.

На цыпочках, все время оглядываясь, я прокрался по тропинке к дому и уже на крыльце услышал далекий перестук колес поезда. Этот звук разрушил какое-то наваждение, с меня словно спали обручи, стискивавшие грудную клетку. Я облегченно вздохнул, улыбнулся и спокойно вошел в дом. Бросив топорик в сенях и закрыв на крючок дверь, я прошел в комнату, поставил канделябр на стол, упал на диван и, к моему удивлению, тут же крепко уснул.

Проснувшись, я открыл глаза и тут же зажмурился от яркого солнечного света, заливавшего комнату, немного полежал и осторожно приоткрыл веки. Статуэтки, курильницы, маски, ярко начищенная бронзовая доска с восточным орнаментом - все сверкало, сияло, разбрызгивало сочные осколки солнца по комнате, и это было так красиво, что сразу же наполнило меня ощущением, будто сегодня произойдет что-то хорошее.