Джон Уиндем - Кракен пробуждается

На полузатопленных шестах, светофорах, фонарях – излюбленном месте голубей – сидели чайки, кое-где на деревьях чирикали воробьи; скворцы еще не покинули церковь Святого Мартина, а вот – голуби, голуби улетели.

– Не помню, кто сказал: «Так кончится мир – не грохотом, а хныканьем», – произнес я, глядя на тоскливый пейзаж.

– Не помнишь?! Да это же Эллиот!

– Да? Видимо, он обладал даром предвидения.

– Величайшее предназначение поэта – предвидеть, – назидательно отозвалась Филлис.

– Хм, – усомнился я, – а может его миссия – снабжать нас цитатами при всяком неожиданном повороте событий. Ну, не злись, не злись. Эллиоту, действительно, надо отдать должное.

Мы помолчали.

– Если бы мы только могли помочь этому миру… – заговорила Филлис. – Мне все время казалось, что еще не поздно что-нибудь сделать, а вот теперь я начинаю сомневаться. Ничего не вернуть, все, поздно. А посещать места вроде этого, выше моих сил, Майк.

– Это – единственное в своем роде, Фил. Когда-то оно было поистине уникально. А теперь – мертво, хотя еще не стало музеем. «Вся гордость вчерашняя наша в Ниневии и Тире», – скоро запричитаем мы. Скоро, но не сейчас.

– Ты что, сегодня на короткой ноге с чужими музами? Чьи это слова?

– Это Киплинг, дорогая. Но скорее у него была не Муза, а Кошка.

– Бедняга Киплинг.

– Однако ему тоже надо отдать должное.

– Майк, – после затянувшегося молчания неожиданно произнесла Филлис, – давай уйдем отсюда. Прямо сейчас.

– Да, так будет лучше. Пора научиться обходиться без сентиментальностей.

Филлис взяла меня под руку, и мы повернули назад. Вдруг откуда-то с южной стороны площади до нас донеслось тарахтение мотора и из-под арки Адмиралтейства выскочил катер. Резко повернув, он помчался к Уайтхоллу, поднимая за собой волну, захлестывающую окна дорогих правительственных кабинетов.

– Здорово! – восхитился я. – Даже во сне такое не приснится!

– Стоит подумать, – заметила Филлис, снова становясь практичной, – где бы и нам раздобыть катер.

К концу лета вода поднялась еще на девять футов, и к середине сентября нас осталось всего шестнадцать человек.

Даже Фредди объявил, что ему надоело убивать время в четырех стенах и он собирается подыскать себе что-нибудь поинтереснее. Вертолет унес его вместе с женой в Йоркшир, а мы остались обдумывать наше собственное положение.

Как ни опротивело нам готовить бодренькие передачи из обливающегося кровью сердца империи, мы оставались на месте, потому что считалось, что они все еще приносят какую-то пользу. Да и все до сих пор работающие радиостанции мира насвистывали примерно одну и ту же песенку.

За два дня до отлета Виттиеров, поздним вечером, мы поймали Нью-Йорк. С высоты Эмпайр Стэйт Билдинг диктор описывал изумительный вид ночного города: «Башни Манхэттена, как замершие на посту часовые; переливающаяся в лунном свете вода разбивается об их подножия…» Да, представить такую картину было несложно, но наше воображение рисовало нам уж никак не «часовых», а скорее обелиски. Дослушав передачу, мы поняли, что нам никогда не сравняться с американцами в живописании картин умирающего города и, прощаясь с Фредди, сказали, что скорее всего тоже оставим Лондон.

Однако две недели спустя, когда мы вновь по прямому проводу услышали его голос, у нас еще не созрело окончательное решение. Да и Фредди не уговаривал нас последовать его примеру.

– Это не пустые слова, Майк. Это совет незаинтересованного человека тому, кто может оказаться на сковородке.

– В чем дело, Фредди?

– Понимаешь, если б я так горячо не просился сюда, я б непременно подал прошение о переводе обратно. Черт побери, Майк, оставайся там и ни о чем не жалей!

– Но…

– Подожди минуточку. – Фредди на мгновение исчез. – Порядок! – снова раздался его голос. – Теперь нас никто не подслушивает. Пойми, Майк, здесь – сущий ад. Йоркшир переполнен, жрать нечего, терпение у всех вот-вот лопнет; если через пару дней не вспыхнет гражданская война – я сочту это за чудо. Голодные озлобленные крестьяне думают, что мы сидим у них на шее, но это не так. Оставайся, Майк, не ради себя, так ради Фил.

– Так возвращайся, Фредди! Если все так плохо, на первом же вертолете и возвращайся! Подкупи, в конце концов, пилота…

– Да, наверное. Не понимаю – какого черта нас вообще сюда пустили. Мы здесь никому не нужны, лишние два рта и только. Жди нас следующим рейсом, Майк.

– Удачи тебе, Фредди. Привет жене и Бокеру, если его там еще никто не прикончил.