Генри Каттнер - Хогбены, гномы, демоны, а также роботы, инопланетяне и прочие захватывающие неприятности

— Как ты заставила эту куклу двигаться?

Ее темные глаза взглянули на него, и Тиму показалось, что нечто странное вторглось в его мысли — холодное, сверлящее острие.

Оно тут же исчезло, но теперь голос Джоанны казался ему чище и сильнее. Кроме того, Тим стал лучше понимать ее слова.

А говорила она — в общих чертах — вот что: она стала человеком совершенно нового вида. Впрочем, «человек» — не совсем точное определение. Подобно тому, как современный человек поднялся в результате мутаций над уровнем неандертальца, так и теперь благодаря мутациям возникнет новая раса.

— Однако не так, как это описывают фантасты. Не будет детей с головами диаметром в три фута и с маленькими тельцами. Ничего подобного не произойдет. Чем выше находится животное на лестнице эволюции, тем дольше длится процесс его созревания. В этом и состоит естественный отбор. Ни одна суперраса не будет в безопасности, если слишком рано проявит свое превосходство. Ей надо таиться до поры.

Наверное, я — первая мутация подобного типа, Тим. Только теперь — через тридцать пять лет после рождения — я начинаю созревать. До сих пор я была подростком… обычным человеком. В прошлом случались неудачные мутации… недоношенные плоды, капризы природы, отклонения от нормы. Но теперь моя мутация будет встречаться все чаще. И мы будем размножаться правильно. Может пройти еще много-много лет, прежде чем появится следующий сверхчеловек вроде меня. Похоже, я умру очень нескоро. Одно взросление заняло у меня тридцать пять лет, так что… — Она широко раскинула руки. — И я меняюсь! Меняюсь! Теперь я смотрю на мир новыми глазами, глазами взрослого человека! До сих пор я была просто ребенком!

Глаза ее сверкали.

— Нас будет все больше и больше. Кажется, я знаю, что случилось со мной. Помнишь моего отца? Он был связан со Смитсоновским музеем и где-то перед моим рождением поехал в Мексику изучать большой метеоритный кратер. С ним была и моя мать.

Излучение погребенного в земле метеорита вызвало незначительное перемещение генов в зародышевой плазме, и эта мутация оказалась положительной. А ведь сейчас столько делается в области электроники! Столько всяких излучении вокруг! Пока я единственный представитель своего вида, но лет через сто или раньше…

Тим со страхом взглянул на нее. Да, она изменилась, теперь он это хорошо видел. Она выглядела совершенно иначе. Это было странное сочетание вернувшейся молодости и кроющейся под ней твердой уверенности в себе, знаменующей новую зрелость.

И что-то еще… Подобно тому как ребенок, подрастая, обретает новые, собственные черты, так и Джоанна лучилась чем-то таким, что поддавалось описанию не лучше, чем пламя свечи, просвечивающее сквозь тонкий белый фарфор.

И все же она по-прежнему была… Джоанной. Тим сознавал, как странно звучат ее слова, однако в глубине души не мог не верить им. Это было так, словно невидимые пальцы проникли в глубь его мозга и придали его мыслям нужную форму.

Тим протянул руку к жене. Тонкие теплые пальцы мягко легли в его ладонь. Он стиснул их… и тут его захлестнула непреодолимая уверенность, непоколебимая вера в ее слова. Каким-то образом она заставила его поверить.

— Джоанна, — прошептал он, — ты не должна…

Она лишь покачала головой.

— Не должна, — повторил он. — Такое может случиться раз в миллион лет, но ты должна все изменить.

— Не могу, — ответила она. — Растение не может перестать расти, не может вернуться обратно к стадии зерна. — Что же с нами будет?

— Не знаю. — Голос ее был полон печали. — Думаю, это не может дальше продолжаться…

— Ты же знаешь, я…

— Я тоже люблю тебя, Тим. Но я боюсь. Понимаешь, Цу-Линга я люблю иначе, чем тебя. Он относится к низшему виду. Потом, когда я разовьюсь дальше, ты тоже можешь стать для меня низшим существом.

— Ты хотела сказать, что уже стал, — с горечью заметил он.

— Нет, Тим! Ты ошибаешься! Но пойми, я ничего не могу поделать с собой. Я не могу остановиться. Мы будем все больше отдаляться друг от друга, пока наконец…

— Понимаю — Цу-Линг.

— А это было бы ужасно. Для нас обоих. Хотя, может, не для меня… тогда. Все зависит от того, насколько я изменюсь. Но ты же понимаешь меня, дорогой, ведь правда? Лучше расстаться сейчас, чтобы оба мы сохранили хорошие воспоминания.

— Нет, — возразил он. — Я вовсе этого не понимаю. Любую перемену можно как-то уравновесить.

— Это человеческая логика, основанная на эмоциях. Ты же сам знаешь, что это неправда.