Юлиана Кен - Хищность

Внезапно я заметила Романа. Он подошел к Димитрию и сел рядом с ним. Его взгляд встретился с моим, и я испытала очередное жгучее стремление поскорее унести ноги. Хищники о чем-то переговаривались и выглядели при этом очень недружелюбно. Димитрий затягивался сигаретным дымом, и я думала о том, что старожилам лагеря давно следовало наложить запрет на всякого рода токсины.

Когда я вновь украдкой взглянула в сторону изгороди, остался один Роман. Димитрия нигде не было видно. Я представила, что бы почувствовала, окажись он внезапно рядом со мной. То было первобытное животное желание. Но, конечно, хищника рядом не оказалось. Он, вероятно, просто забыл о моем существовании. Я изо всех сил терла лошадь и представляла, каким бы образом наказала Димитрия за все, что он сделал. Но отчего-то перед глазами рождались только сцены эротического характера. И я никак не могла выкинуть из головы этого брутального дикого зверя, который одним своим видом, одной мыслью о себе сводил меня с ума.

Он держался от меня в стороне, не приближался, не давал повода предположить, что мы с ним сколько-нибудь знакомы. Появилась уверенность, что я значила для него невероятно мало, и именно поэтому он даже не здоровался со мной, даже не смотрел в мою сторону. Наверное, думала я, таким образом Димитрий давал понять, что считал меня никем. Он забыл меня так же просто, как когда-то присвоил.

Я сидела на сырой траве и глядела на него и Лиссу. Димитрий невозможно нежно обнимал ее изящную, прямо-таки идеальную фигуру, шептал что-то рядом с ее отвратительно-прекрасным лицом. Сложно словами описать ту гамму чувств, которую я испытывала, когда видела их вместе, но все эти эмоции были не добрыми, а наиболее пожирающей изнутри, той, что ввергла в пучину безумства мою душу, стала злоба. Он гладил ее по голове, его пальцы путались в светлых прядях волос, а я вспоминала причину, по которой обрила голову, и всем сердцем ненавидела Димитрия. Интересно, помнил ли он?

… Я лежала на широкой кровати, а хищник сидел на мне. Его руки блуждали по моему обнаженному телу, и дерзкие губы повторяли их греховный путь.

Тогда я уже не питала иллюзий относительно любви Димитрия, я дала себе зарок цинично наслаждаться нашей близостью, все время напоминая себе, с каким чудовищем я делю постель. Его ласки становились более требовательными, взглядом своих черных, как сама бездна, глаз он проникал мне в самую душу, читал мои потаенные мысли и страхи. Он будто бы видел стену, которую я воздвигла вокруг останков нежных чувств к нему, и стремился взять новую высоту.

Его эротические фантазии не знали границ, и когда я, пораженная бесстыдными ласками Димитрия, попыталась им противиться, услышала тихое:

— Ты делаешь то, что я хочу, или уходишь.

Я пыталась играть роль хищницы. Я пыталась взять верх над Димитрием — навязать ему желанные мною правила. Глупая.

— Я буду делать только то, что захочу. И не больше, — мой голос звучал твердо, даже немного надменно, и моему мужчине это не понравилось.

— Ты уходишь или остаешься, Элена? Выбирай.

На дьявольски-прекрасном лице Димитрия блуждала такая греховно-сладкая улыбка, что я забыла обо всем. А он, жестокий демон, думал только о своем превосходстве надо мной. Тогда я этого не понимала.

— Я остаюсь, — мой, как я надеялась, раскованный взгляд скользнул по его крепкому торсу, опустился ниже, еще…

Я глубоко вздохнула и облизала губы, предчувствуя невероятное наслаждение. Наслаждения в ту ночь не было. Я почувствовала, как Димитрий стянул кожаную повязку, оплетавшую мои длинные пшеничные волосы, как он с силой сжал над головой оба моих запястья, не удосужившись даже убрать длинные пряди. Тугим узлом он связал мои руки, так крепко, что стоило мне попытаться изменить их положение, я чувствовала сильнейшую боль и в запястьях и в голове от того, что тянула собственные волосы.

Глубокий шепот разрезал нашу тишину: «Ты сделала свой выбор». Димитрий был бесстыден и беспощаден. Он много раз доводил меня до исступления, заставлял кричать от восторга и растворяться во мраке безумство. Мне казалось, он доказывал что-то, даже не мне, а самому себе. Он был мучительно нежен, вынуждая меня мечтать о большем, а потом давал так много, что я задыхалась и умоляла его остановиться. Но он не останавливался. Хищник был безумен.

Когда все это прекратилось — закончилось мое сладкое и жуткое терзание, он рухнул на черные простыни и в одну секунду отключился, не удосужившись даже развязать меня, а я молча заплакала. Не было всхлипов и стонов, не было сотрясающих тело рыданий. Просто текли слезы, тихо и печально. Я понимала, что такой и была самая настоящая хищная страсть, без права выбора, без надежды, подавляющая и жестокая. Восторг моего тела от близости с Димитрием был никчемен в сравнении с душевной болью и губительной лавиной нахлынувшими на меня стыдом и раскаянием. Я чувствовала себя подавленной и униженной, мне было стыдно как никогда за то, что мое наслаждение было связано с его дикими ласками.