Федор Чешко - Тараканьи бега

— Вот, студиоз, каковым образом имеет обыкновение проявляться мужичья истерика. Старею, однако… — Он снова вздохнул (как-то совершенно уж по-коровьи) и произнес устало:

— Саунд в нормальный темп-режим… э-э-э… экшн. И повторить последнее сообщение.

Щелкнуть каблуками да вытянуть руки по швам чиф-компу помешало единственно только полное и безнадежное отсутствие перечисленного. Зато уж тон компьютерного голоса, вновь сделавшегося доступным слуху, послужил бы великолепным аккомпанементом к стойке «во фрунт»:

— Повтор доклада ноль четыре ноль ноль десять сто два. Ноль три пятьдесят восемь десять сто два принято сообщение нижеследующего содержания: «SF-664 Вервольф-307. В ходе внеплановых учений не поддающаяся классификации паразит-программа заблокировала работу всех бортовых счетно-логических устройств. Ходовые системы, системы безопасности и жизнеобеспечения неуправляемы. Нуждаемся в экстренной помощи». Параметры гелиоцентрической орбиты передающего…

— Если у них действительно все блокировано да выведено, чем же они передают? — скорее всего, Чин адресовал свой вопрос не компу, а Изверову, но ответил ему именно комп.

— Передача ведется по двоичной кодовой системе Морзе примитивным радиопередатчиком искрового типа, — перебив сам себя, отчеканил электронный голос.

Изверг со злорадным удавьим шипением втянул воздух сквозь накрепко сжатые зубы и процедил — сквозь зубы же, будто бы челюсти его мертвой судорогой свело:

— Пе-ре-дат-чик… Удыбали какой-то генератор, наваяли на клеммы по проводку и кончиками один об другой ляп да ляп, ляп да ляп — вот те искровой, м-мать… Как мы в семьдесят восьмом, на «Глории». Только мы-то… — Он судорожно перевел дыхание и вдруг заговорил нормальным человеческим голосом: — Впрочем, нет. Мы тогда именно как эти сейчас. Не по указке Лиги, конечно, а во исполнение директивы Организации Объединенных Рас — всей разницы… Вервольфовцы там сейчас, небось, порнокомиксами любуются на всех мониторах?

Чин не сразу сообразил, что это, последнее, было именно спрошено и что спрошено это было именно у него, и о чем это было спрошено, о каких-таких комиксах… А когда сообразил, то не стал белениться, доказывать: я же, мол, никакой не Чингисхан, и про комиксы те я ни сном и ни духом… Он, когда сообразил, ответил попросту и по-деловому:

— Я тут у вас давеча программу-писателя находил, якобы под Достоевского. Время тогда было (как раз длительная операция шла), я и задал ей кой-чего. Про тараканов. Вот, теперь пригодилось. Так что они там сейчас на «Вервольфе» имеют удовольствие читать роман в сто двадцать печатных листов. «Наступление и уползание».

А Изверг не слушал, будто не сам же спросил. Изверг оттолкнулся от кресла и вновь принялся бродить по рубке.

— Вот летаем мы по всей Галактике, — сообщил он вдруг ни с того ни с сего, — и все-то у нас передовое-навороченное: субмолекулярный синтез, сопространство, гравигенераторы… А всякий раз, как звезданет в темечко жареный петушок, приходится вспоминать древности. Морзе еще что; мне случалось и огонь трением добывать…

Он помолчал немного, потом сказал:

— Ну-с, ладушки. Гарантии, что наша хитрая затея выгорела, покуда нет — может, «Вервольф» с нами в притворяшки играет… А только при любом раскладе пора гасить защитное поле: еще маленько, и энергоресурс мы уже не восста…

Что-то произошло. Чинареву показалось вдруг, словно бы он, студент-практикант Чинарев, на самом деле не студент и не практикант, а таракан; и блокшив, который вокруг, никакой не блокшив, а контрабас, и по контрабасу этому снаружи пнули рейнджерским тяжеленным ботинком. В следующий миг неведомая могучая сила вышвырнула студента-таракана из кресла, и он забарахтался на упругом псевдоковре, сам толком не понимая, хочет ли ввинтиться в неподатливую упругость, оттолкнуться ли от нее, вскочить…

Наверное, он все-таки пытался вскочить — потому что именно это и сделал в конце концов.

Блокшив колыхался, как лодка на мелких суетливых волнах; стоять на дергающемся полу было трудно, и Чин, прежде чем попытаться сообразить что к чему или хоть испугаться толком, шатнулся обратно к креслу и оперся о спинку.

Тут же выяснилось, что силой, выбросившей студента из ложеподобного амортизатора, был Изверов. Теперь линкор-капитан восседал на освободившемся месте и руки его шныряли по контактору, как перепуганные пауки.

— Это уже не торпеда, — бормотал Изверг. — Это корабль, и неслабый. И со стороны родимой колыбели Человечества. Если тем парализованным сволочам прислали подмогу, мы покойники…