Федор Чешко - Тараканьи бега

Наконец, совсем озверев от желания спать и совершеннейшей своей неспособности заснуть по-нормальному, человек решительно объявил себе, что тараканы — всего-навсего невинные и непорочные дети природы-матушки. Засим пресловутый человек встал, выволок из укромного уголка бутылку с мешаниной текилы и юных шестиногих утопленииков (благо, так до сих пор и не поднялась рука выплеснуть ее в унитаз)… Нет, врожденное чувство брезгливости ему вовсе не изменило: целых пять минут он посвятил тщательному процеживанию содержимого бутылки через носовой платок. Нацедился почти полный стакан. Зажмурившись до хруста под веками, человек залпом хватил нацеженное и еле успел добраться до койки.

Нужно ли удивляться, что, будучи сброшен на пол сигналом боевой тревоги, этот многократно помянутый человек тут же попытался «заснуть обратно» и даже успел вновь пережить в обморокоподобном сне гаденький серый денек, когда он, человек, сделал первый серьезный шаг по оказавшейся такой кривой и такой скользкой дороге желтого кирпича…

В рубку он примчался последним. Перепуганная (глазищи в пол-лица) Леночка, одетая, на удивление, обильно и скромно, была уже здесь; и Виталий был здесь — встрепанный, обалделый… хрен его знает, от чего больше обалделый — от колоколов громкого боя, слышанных до сих пор только в видеотриллерах, или от того, что полуобморочная Халэпочка в поисках поддержки физической и моральной изо всех силенок плющила о Виталиеву спину свой в буквальном смысле выдающийся бюст. И Виталий то норовил погладить вногтившиеся в его плечи тонкие пальцы, то, спохватившись, растопыривался, выпячивал грудь, заслоняя девушку от надвигающейся жути…

Жуть надвигалась с экрана. С распахнутого по-невиданному — на всю рубочную стену — сканерного экрана над главным пультом. С огромного черного овала, изъеденного радужными язвами звезд. Хищная тень надвигалась оттуда, из аспидной стеклистой глыби. Крылатая, клювастая, поджарая, тень эта неотвратимо крупнела, плотнела, все отчетливей проступая разноцветными сетками сканерной рельефографии.

— «Вервольф», мать его переэтак…

Только теперь Чин заметил Изверга. Верней, не самого Изверга, а изверговскую пегую макушку, слегка выпирающую из-за подголовья кресла главного оператора.

— Выходит на дистанцию залповой атаки, — вновь подал голос Изверов. — Минут через пятнадцать, глядишь, и выйдет… Вот ведь с-сука… Не торопится… Знает, подонок, что у меня свободного ходу на полтора маневришки… — Кресло скрипнуло, макушка скрылась из виду, а на экране прорисовалась линейка визуального дальномера. — Вот и давит на психику — чтоб я задергался, спалил ресурс и вообще обездвижел…

Чин-чин вякнул тихонечко:

— А мы сами его ничем не можем?

— Мы! — злобно передразнил экс-великий космонавт. — Вы-то, господин Молчанов, уже смогли — смогли его накликать сюда на нашу погибель. Кстати, и на собственную вашу тоже (единственное, что меня радует в нынешней ситуации), — речь скрытого огромной кресельной спинкой Изверга была прерывиста и невнятна — он работал на пульте. — Мы его, а? Увы! Нечем-с! Разве что кильватерной струей на форсаже, так пока я буду задницу разворачивать… Даже связаться ни с кем нельзя — этот гад забивает все мыслимые диапазоны.

— А метеоритная защита? — опять вякнул Чин.

— Против его деструкторов это харкнуть и растереть! — выговорил Изверов чуть ли не с удовольствием. — Что, хакер, намочил брючки? Помирать-то, оказывается, неприятно! Так ты-то хоть за дело, а мы, прочие, ради какого такого хрена?..

Между тем на экране вокруг изрядно подросших абрисов «Вервольфа» вычертился яркий красный овал. Потом откуда-то сбоку выплыл второй овал, помотался туда-сюда по изображению и совместился с первым. Бравый компьютерный голос протараторил какую-то цифирную скороговорку, малость размыслил и доложил о пятиминутной готовности (без пояснения к чему именно).

И тут вдруг студент Чинарев поймал себя на ощущении какой-то неправильности — трудноуловимой, но настырной и раздражающей. Он вознамерился было обернуться к Леночке и Виталию, спросить, чувствуют ли они то же самое, и если да, то отчего бы могло почувствоваться такое…

Вознамерился, но не успел.

Истошно взвизгнуло кресло — это ветеран космофлота решил покинуть амортизирующие объятия операторского рабочего места и встать у пульта, как надлежит старому космическому волку: гордо, во весь рост.