Федор Чешко - Тараканьи бега

Он снова принялся нащелкивать на контакторе. Экран монитора стремительно пророс ветвистой чащей каталогов, курсорная мартышка шустро ломанулась куда-то в самую дебрь…

А Изверов говорил, говорил все с той же медлительной вялостью:

— Знаешь, дружок, при всех твоих хакерских талантах ты на этом компьютере вряд ли бы сумел раскодировать «букашек-таракашек». Адресанты использовали действительно оч-ч-чень уж экзотический фонт-кодировщик. Азия именно потому в свое время и отказалась от иероглифов, что компьютеризация такой письменности создавала бездну проблем. Да-с… И подбором такое тоже не расшифровать: эти насекомые значки, к сожалению, не буквы, а слоги и слова… Но мы с супером раскинули мозгами да и придумали вот что: сообщение ведь адресовалось сюда, на блокшив, — значит, где-то на блокшиве должен иметься фонт-дешифратор. Причем вряд ли адресат хранит его на расходном носителе: лишний раз подключать копидрайв — лишний раз привлекать внимание, — престарелый космический ас коротко зыркнул на Чинарева и опять отвернулся к дисплею. — Так вот… Поскольку я точно знаю, что этот самый адресат не я, значит, он кто-то из вас. А на месте любого из вас самым небросающимся в глаза было бы перекачать дешифратор из Сети на вот этот чиф-комп, отданный вам под практикантскую работу. Перекачать, значит, его между информацией, нужной для вашей программы, и где-нибудь среди нее же и спрятать. Логично?

— Более чем, — промямлил заинтригованный Чин.

Изверг кивнул:

— Именно «более чем». Потому что искомый фонт нашелся довольно быстро. Он был разбит на четыре части и запрятан в совершенно безобидные базы данных. Очень ловко запрятан, но только запрятыватели перехитрили сами себя: иероглифические значки не похожи ни на что другое, а потому супербрэйн в пару десятков минут намыл их мне, как из песка золотинки. А дальше было и того проще. Вот, изволь-ка полюбопытствовать…

Экран запестрел строчками на глобаллингве:

«Пинчер — Милашке. Дополнительная информация от нового источника в Интерполе. Чингисхан и Матвей Молчанов на самом деле разные люди. Находятся в очень близких, приятельских отношениях. Оба — хакеры высочайшего класса. Как правило, работают вместе, но акцию против нашего центра управления супероружием Чингисхан осуществил самостоятельно. Именно Чингисхан, а не Молчанов, дал согласие свидетельствовать против Промышленной Лиги на процессе об инциденте в системе „Центавр-6". Новому информатору достоверно известно, что знаменитое почти наркотическое пристрастие к чинзано — особенность именно Чингисхана, а не Молчанова. Не исключено, что в критической ситуации Молчанов попытается прикрыть Чингисхана, выдавая себя за него. В просьбе об очередном переносе начала процесса нам отказано. Всемерно ускорьте установление личности. Конец сообщения».

Уже дочитав, студент Чинарев вдруг обнаружил, что стоит рядом с пользовательским креслом, чуть ли не уткнувшись носом в дисплей, — совсем как давеча Изверг. А еще вдруг обнаружилось, что сам Изверг в пользовательском сиденье отсутствует.

Изверг присутствовал возле входного люка — стоял, опершись о него в такой позе, будто бы готовился пресечь чью-то попытку выломиться из рубки на волю. «Чью-то» — забавное выражение… Не менее забавное, чем «на волю»…

— Вот теперь можешь заниматься своей программой, — сказал Виктор Борисович и неприятно ухмыльнулся (одним ртом, безо всякого участия глаз).

Намертво прикипев взглядом к облитому сумеречной краснотой звероватому оскалу, Чин-чин осторожно и очень неудобно присел. И спросил:

— Чего вам от меня надо, в конце-то концов?

— Не многого, — тон Изверга очень подходил к его прозванию и к его ухмылке. — Видишь ли, я все-таки уверен, что ты — Молчанов. Хакер. Преступник. И функционеры Лиги правы: ты действительно прикрываешь своего приятеля Чингисхана. Понимаешь, что Лига пойдет на все, чтоб заткнуть рот единственному свидетелю, и отвлекаешь огонь на себя.

— Да с чего вы?..

— А вот с того! — в изверовском голосе прорезался звонкий железный лязг. — Ты сам себя выдал, дурачок! Не нужно было врать про чинзано. Сначала паял мне байки, как его любишь — мол, даже кличка твоя происходит именно от этой великой любви, а потом оказалось, что сюда, на борт, рискуя своим студенческим и всяким другим будущим, ты проволок отнюдь не беззаветно любимое пойло. Текилу ты сюда проволок. Так-то!

— Просто текила крепче! — Все-таки трудно это — говорить и одновременно скрипеть зубами. — Больше бутылки хрен бы удалось пронести, а по крепости бутылка «бланки» равна пяти литрам чинз…