Михаил Харитонов - Путь Базилио

— А когда! Та её! Звонко выблюет наружу! Поглядись! Чмошный мир! В эту искристую лужу! — певичка лихо пританцовывала, пиаффируя в испанском стиле [73].

— Хой! Хой! Чмошный мир! Чмошный мир! Чмошный миииир! — орал уже весь зал. На танцполе зажигали уже три поньки, вот уже их стало четыре, пять. Даже у Молли зачесались копыта.

— Аудиторию держит, — заметила незнакомая пони тоном врача, диагностировавшего вывих вместо ожидаемого перелома. — Пеппи, останешься и проследишь, чтобы всё было в порядке. Молли, на улицу быстро.

Драпеза оторопела от такого обращения. Недоумевая, повернулась — и тут до неё, наконец, дошло.

— А-а… а как же… — только и выдавила она из себя.

— В сортир зайди, — милостиво разрешила пони в голубой балаклаве.

Папиллома вскочила, ломанулась через толпу, расталкивая плечьми потные, разгорячённые тела. На мгновение ей показалось, что она увидела Гермиону — уже пьяненькую, с разъехавшимися глазками — но она тут же исчезла.

В сортире была небольшая очередь. Ждать было нельзя. Молли под возмущённые крики пристроилась у самого края длинного напольного писсуара и с шумом облегчилась, обрызгав пол и чьи-то ноги. Скандала, однако, не сделалось: при первом же взгляде на Молли становилось ясно, что сейчас поперёк дороги ей лучше не становиться.

— Де-евушка! Вы белочку забыли свою! — крикнула ей в спину гардеробщица. Молли не услышала.

На улице её буквально притянуло к непритязательной белой карете с занавешенными окошечками. Запряжённые першероны стояли навытяжку, только глазами лупали.

— Долго что-то, — упрекнула её пони в голубой балаклаве. Молли поняла, что огорчила, не заслуживает жизни и попыталась задержать дыхание.

— Не смей, ты мне нужна, — быстро сказала Верховная. — Хотела спросить? Спрашивай.

— Почему я вас не узнала? — выпалила Драпеза.

— Потому что я не хотела, чтобы меня узнавали. И отвела глаза. Ты меня видела, но не понимала, кого видишь.

— И я могла? — пролепетала Молли, леденея от ужаса.

— Проявить неуважение? Нет. Это невозможно. Ты могла не понимать, что это я. Но моя грациозность от этого не исчезнет, — последнее Великая сказала чуть ли не с грустью. — А вообще, ты переволновалась. Пожалуй, тебе стоит поспать, пока не доедем. Спи!

Молли пришла в себя в помещении с высоким потолком. Откуда-то сверху лился красноватый закатный свет. Она лежала на деревянном ложе, тонкие доски чуть прогибались под её тяжестью, и это было приятно.

Взгляд Драпезы упирался в белую стену. На ней, прямо перед глазами, висела картина: беременная хомосапая самка в белом, лежащая под яблоней, с мечом в правой руке и трезубцем в левой. Прямо над выпуклым животом с ветки свисало огромное, размером с сам живот, зелёное яблоко.

Слева стоял табурет, на нём тазик с крупной солью, у правого плеча — ведёрко с водой.

Драпеза собралась с мыслями. Она бывала здесь, и не однажды. Это был так называемый малый приёмный зал Мимими Второй. Здесь можно было побеседовать с Верховной, сохраняя при этом более-менее здравый рассудок и нечто вроде свободной воли. Разумеется, ровно до тех пор, пока это угодно Самой.

Как себя вести, Молли тоже знала. Для начала она попила воды, потом лизнула соль. Язык защипало: соль сама по себе была лёгким противоняшным, а в эту добавляли какой-то «очухан». На вкус это зелье было на редкость омерзительным. Самое же скверное, что оно отравляло вкус любой другой еды — так что о всяких гастрономических радостях на ближайшие сутки можно было забыть. Драпеза не огорчилась: страдания по Гермионе лишили её аппетита.

— Как я сюда попала? — не смогла не спросить она.

— Пришла. Своими ногами, — раздалось сзади. Верховная говорила в какое-то устройство, искажавшее звуки. От её собственного, неискажённого голоса даже самые стойкие к няшу пони начинали быстро плыть.

— Я же спала? — не поняла Драпеза.

— Чтобы ходить, не обязательно просыпаться. Чтобы жить — тоже, — сказала Верховная. — Твой следующий вопрос: зачем ты мне понадобилась. Это ты узнаешь очень скоро. Пока скажу, почему имено ты. Во-первых, ты вовремя подвернулась. Во-вторых, мне нужно закруглить одну кадровую ситуацию. Следующий вопрос, будь добра, задай сама.

Молли собралась с мыслями, ещё раз лизнула горькую соль и попыталась сосредоточиться. Как обычно в присутствии Верховной, мысли в голове не задерживались — их выдувало розовым ветром абсолютной преданности, желанья служить беззаветно. Но в данный момент Мимими требовала не этого.