Михаил Харитонов - Путь Базилио

— Здоровья и добра, — вежливо сказал кот.

— Ни пука, ни хера, — чаша как будто зазвенела от усилия, потом что-то булькнуло. — Спасидо, что-ли. Так бы я сдох… Теперь я кто по основе? — краник вопросительно изогнулся, глаз блеснул на солнце.

Базилио внимательно осмотрел чашу и даже осторожно потрогал её в разных местах, пытаясь вытащить из упирающейся памяти знания о беспозвоночной эпифауне.

— Похож на губку какую-то, — наконец, заключил он. — Вот насчёт материала не уверен. И губки всё-таки водные… да и вообще вода… У тебя корни есть?

— Вроде того, — сообщил козёл, мелодично позвякивая чем-то внутри. — Какие-то трубочки. Прорастают, чешутся очень. Ещё иголки костяные проросли. Зудят.

— Иголки-то понятно, — пробормотал Баз, — а вот корни… Гм, а внутри что?

— Вот, полюбуйся, — предложил обновлённый Попандопулос и приглашающе раскрылся перед котом.

Внутри чаша была покрыта шевелящимися ворсинками, покрытыми мелкими росяными каплями. На дне блестела жидкость.

Кот очень осторожно наклонился и понюхал.

— Желудочный сок, — определил он. — А сверху эта штука закрывается. Понятно. Небось, птичек приманивать? Или мошек?

Из чаши неожиданно брызнул фонтанчик. Базилио отшатнулся — под ехидный козлиный смешок.

— У меня ещё и щупальца есть, — похвастался Септимий и горделиво поднял вверх несколько тонких, червячно-розоватых отростков.

— Да это у тебя, кажись, от гидры, — заинтересовался кот. — Стрекавятся?

— Должны, чувствую, — подтвердил козёл. — Извини за такую просьбу… а на тебе проверить можно? Они вроде не особо ядовитые. Просто хотелось бы знать, на какую добычу рассчитывать.

— А вот этого не надо, — быстро сказал кот. — Кровь имеется?

— И сердце, — подтвердил бывший козёл. — Но это всё там, под землёй. Глазной нерв очень вытянулся, немножко побаливает. Ничего, привыкну. А вот лёгких вроде как нет. Дышу через какую-то фигню вроде сифона… В общем, там вода, — из-под чаши раздалось вполне убедительное бульканье.

— Ну, значит, у тебя всё хорошо, — успокоился кот, чувствовавший что-то вроде ответственности. — Я пойду поем.

— Погоди, — сказал Попандопулос. — Во-первых, когда доешь — объедки положи в меня, пожалуйста. Мне расти надо. А то какой-нибудь слоупок припрётся, а я маленький такой… — чаша как будто присела и даже поёжилась.

— Без проблем, — согласился кот.

— Потом… посмотри по кустам, там где-то моя трость валяется. Красивая вещь, жалко оставлять.

— Угумс, — сказал кот, ещё до того решивший осмотреть поляну повнимательнее.

— И вот ещё: возьми, что-ли, — чаша дрогнула и снова раскрылась. Судя по запаху, внутри на этот раз была вода. На самом дне поблёскивало что-то длинное, металлическое.

— Ценная вещь, — сказал бывший козёл. — Меня из-за этой штуки чуть не убили.

— «Гвоздь» теллуровый? — догадался кот.

— Он самый. Бери.

Кот подумал. Септимий вёл себя дружелюбно, но совать лапу в чашу почему-то не хотелось.

— А как ты от костей избавляться будешь? — спросил он.

— А вот так, — сказал Септимий и из чаши плеснуло водой. Баз едва успел отскочить. Зато ценная вещица оказалась на земле. Кот её поднял и неожиданно заметил рядом золотую монетку. С присущей ему рачительностью он прихватил и её, засунув весь хабар в подсумок.

— Ладно, у меня ещё твои яйца не надкусаны, — сказал он и пошёл обратно к бивуаку.

— Приятного аппетита, — вежливо сказал Попандопулос, побулькивая.

Следующие полчаса кот старательно набивал желудок. Септимий тоже не скучал: за это время он успел подманить птичьим криком зуйка, потом поймал и застрекавил мышь-полёвку, и, наконец, чем-то — запахом, что-ли? — привадил к себе муравьёв, которые буквально облепили чашу, так что кот даже забеспокоился.

— Чего это они к тебе лезут? — спросил он, подходя к чаше с объедками в руках.

— Я их на гнильцо маню, — Септимий глубокопочвенно чмокнул, из зева пахнуло тухлятиной. — Они ки-и-исленькие… Давай, что-ли.

Кот ссыпал объедки в чашу. Та тут же закрылась и забулькала.

— А я ничего был, душистый такой, — заметил козёл. — Хотя, конечно, грустно всё это. Я когда прорастал, больно было — аж жуть. Потом отпустило, хорошо стало. Я как-то даже о жизни задумался.

— Не бери в голову… то есть внутрь, — поправился кот. Разговаривать о жизни с новоиспечённой губкой его как-то не тянуло.

— Да чего уж там… Жил грешно и помер смешно. Хотя начинал-то достойно… — в козлином бульканье прорезалась ностальгическая нотка. — И до какой пошлости дошёл! С шерстяными связался. Гвоздь в башку забить себе дал. Стал шашлыком, — с горечью закончил он. — Кстати. Ты бутылку тут не видел? Мне бы водочки…