Михаил Харитонов - Путь Базилио

Попандопулос проспал весь день и проснулся около шести: ночь была успешной, но крайне утомительной, так что заснуть удалось только с рассветом. Спал он превосходно: что-что, а звукоизоляция спален у фрау Зухель была практически идеальной.

Он повалялся на перине, повертел головой, разминая затёкшую шею. Скрип рогов, трущихся по шёлку подголовья, прогнал сон. Сел, откинув одеяло — которое, конечно же, предательски сползло на пол. Отстранённо подумал, что надо бы его поднять, иначе фрау Зухель будет недовольна. Старая мозгоклюйка была чрезвычайно строга по части порядка и чистоты, а уж постельное бельё на полу её могло довести до инсульта. Непонятно, правда, почему: полы в пансионате достопочтенной фрау всегда были вымыты и вылизаны до зеркального блеска. Как, впрочем, и всё остальное. Вот и сейчас у входа в комнату стоял сталкер Бананан — ну то есть то, что от него осталось — и сосредоточенно вычищал языком дверной косяк, стараясь не пропустить ни пятнышка, ни пылинки.

Козёл мстительно ухмыльнулся. Бананана он помнил по «Штям». Тот имел неприятную привычку бравировать хомосапостью — хотя вообще-то происходил от самых обыкновенных мартышек, слегка заполированных шимпанзятинкой. Кроме того, Бананан обожал гнать порожняки на любые темы. Среди прочего, он дочерился святой матерью в том, что некогда побывал в Сонной Лощине и насобирал мешок артефактов огромной ценности — каковые якобы сконтачились между собой и породили доселе неведоую аномалию, из которой он чудом спасся. Многие верили. Похоже, Бананан, — то ли взаправду уверовав в собственные побасенки, то ли устав от невезухи, — решился сунуться в Лощину на самом деле. На чём и погорел. Теперь его маленький мозг был безнадёжно проклёван. Всё, что в нём оставалось целого — это ненависть к пыли и грязи, а также твёрдая решимость истреблять таковые везде, где только возможно.

Так или иначе, пора было вставать. Септимий это и сделал — и тут же ощутил неприятную тяжесть внизу живота. Достав из-под кровати огромный урыльник, расписанный незабудками, он обильно помочился, после чего спустился вниз для умывания и чёски.

Чёску козёл полюбил не сразу. Только-только заселившись в пансионат и получив бонусом бесплатный сеанс, он, лёжа на скамье, с тоской думал, что предпочёл бы минет или партию в бильярд. Однако через пару часов ему захотелось ещё: кожа зудела, прося частого гребня. Тогда он удержался: процедура стоила соверен с полтиною, а денег оставалось впритык. Ночью, по возвращению из казино, с потяжелевшим кошельком, он лёг на скамейку снова. Когда же, покряхтывая от наслажденья, он встал и посмотрел в зеркало, то впервые в жизни увидел в нём то, что хотел в нём видеть всегда: солидного господина с благообразной внешностью, внушающей доверие. Оказалось, что колтун в волосах и засохшие репьи на ляжках тому доселе препятствовали, а вот элегантно спадающее руно — совсем даже наоборот.

Лёжа под гребнем, котрым ловко орудовала миленькая служаночка-душеедочка, и созерцая медленно растущую в тазике кочку сероватого подшёрстка, козёл лениво размышлял, стоит ли перекусывать здесь, или лучше сразу отправиться в «Blutwurst» — очень приличное заведение, в котором он вчера лихо отпраздновал очередной выигрыш. Как обычно, решил, что всё-таки поест, чтобы не сердить хозяйку. В её представления о порядке входило и то, что клиент, раз уж заплатил за какую-то услугу, обязательно должен её получить. Вселяясь, Септимий неосторожно подписался на ежедневную ватрушку и стакан парного молока, и заплатил вперёд. В тот же день он узнал, что фрау Зухель способна разбудить его в любое время дня и ночи, дабы торжественно вручить ему то и другое — и, конечно же, лично убедиться, что всё съедено и выпито. Спорить со старой мозгоклюйкой было себе дороже. Подавить козла ментально она не могла, но её занудливое пиление действовало примерно так же.

Поэтому Попандопулос, закончив с чёской, покорно пошёл в обеденную залу. Там его ждала ватрушка — разумеется, свежайшая, прямо с дерева — а также и сама фрау, осторожно массирующая сморщенные соски. Как обычно, козёл сказал, что вполне удовлетворился бы покупным молоком. Как обычно, фрау удостоила его негодующего щелчка мозгоклювища и короткой, минут на пять, речи на тему того, что подобное предложение неприемлемо и даже оскорбительно, ибо оно подразумевает, что она, фрау Зухель, способна уклониться от исполнения своей части взаимных обязательств. Что было бы нарушением установленного порядка.